Геморрой, или Двучлен Ньютона

Степка вышел с видом Штирлица, получившего особо секретное задание от Юстаса. А я стал думать. Что же надо этому уроду? Не Степке, а этому… из мессенджера. Долго думать не пришлось – я получил ответ с того же липового имейл-адреса: «Надо поговорить». Я чуть было не ответил въевшимся «Что вы имеете в виду?», но взял себя в руки и отстукал: «?!» Пусть сам думает, что я имею в виду. Кажется, он не воспринял это как дерзость и даже успокоился:

«Прикол оценил. Как насчет остального?»

«Во сколько оценил и как это отразится на общей сумме?» – ответил я.

«Ты поможешь мне, и мы квиты».

«Сколько?»

«Речь не о деньгах».

Я задумался. Почему-то шантаж ассоциировался у меня именно с деньгами. Другое было слишком подозрительно, и я повторил то, с чего начал: «?!» – «Давайте встретимся», – ответил он.

«Где и когда?» – написал я, но стер, посчитав, что это показывает мою нервозную заинтересованность. Поэтому выстукал индифферентное: «Давайте». Его ответ поверг в шок даже такого креативщика, как я!

«В четыре, завтра, в известном вам католическом храме, в исповедальной кабинке».

Я присвистнул. Похоже, дело было настолько серьезным, что он предпринял такие меры предосторожности. Подумав, что времени думать у меня хватит, я ответил классическим «ОК» и погрузился в текучку. Мне надо было скреативить что-нибудь для социального ролика моего работодателя. Этот козел, а ныне, с моей помощью, депутат взялся опекать приюты для стариков.

Я ему пытался объяснить, что это полная депрессуха не для такого коз… жизнерадостного человека, как он, и будет выглядеть притянутой. Но он уперся: «Кто-то должен делать то, что других вгоняет в депрессуху». Из чего я понял, что они уже отработали схему, как привлечь деньги на этот «проект милосердия» и, главное, как их по максимуму отвлечь оттуда в свои карманы. А так как платили мне не за антикоррупционную деятельность, а скорее за то, как придать таковой вид откровенной коррупции, то я только кивнул, родив при этом слоган: «Скажи: «НЕТ!» – и коррупции не будет. Попробуй!» Не получается? В этом и вся беда – мало у кого получается. Я напрягся и сказал: «НЕТ!» Разумеется, не коррупции, а пытавшейся нахлынуть творческой импотенции. Я, кстати, заметил, что ничто так не выводит из бездеятельности, как примагничивание слова «импотенция». Бездеятельность, хандра, недееспособность, депрессия – все это ерунда в сравнении с ней. Ну, сами сравните: «Неэффективная: экономика, политика, власть и т. д.» и «Импотентная: экономика, политика, власть и т. д.». Все – противник парализован, ибо в мужском мировосприятии (а наш мир пока еще формально мужской) это слово страшнее смерти. Запусти его сперва в самом незначительном контексте по отношению к человеку, потом увеличивай дозу и… «Импотентная форма управления», «импотентное управление», «импотенты в управлении», «импотенты». Классический пиар-ряд. Стоит только озвучить первое, как остальные звенья цепочки – степ бай степ – сомкнутся сами. И если даже последнее из ряда не попадет в СМИ, оно прочно прорастет в подсознании обывателя. А на что мы работаем? На подсознание. И потому… Я открыл комп и настрюкал сценарий.

«В католической исповедальне сидит старушка и со слезами на глазах говорит: “Всю свою жизнь я прожила в соответствии с божьими заповедями, но на исходе лет осталась немощной и одинокой – мой единственный сын погиб в Чечне. Пенсии на лекарства не хватает. Мне незачем и не на что жить. Скажите, падре, если я никому не нужна, почему у меня нет права свести счеты с жизнью?!” – “Потому, – отвечает добрый пастырь, – что всегда найдется добрый самаритянин”».

И дальше картинка лубочного счастья в новом доме для престарелых, где «добрый самаритянин» – сиречь, мой козел – протягивает цветы и коробку конфет давешней бабульке, уже пригоженькой и улыбающейся. На бэкграунде – аналогичные персонажи разных типажей. Крупным планом название приюта: «Добрый самаритянин». И всем все понятно. Класс! Вот что значит юзнуть даже то, что повергло тебя в шок!

Я перечитал сценарий, вычеркнул строчку про «погиб в Чечне» и заменил ее на «погиб, защищая Родину» – дабы от греха подальше соблюсти политкорректность. Убрал фразу «Пенсии на лекарства не хватает» – зачем шпынять правительство в лоб, и так все понятно, – и отправил это по почте своему козлу. Я не сомневался, что его карманный жополиз постарается нагадить мне, и даже предполагал, куда он ударит. И я был прав.

Козел позвонил к концу рабочего дня и с места в карьер принялся орать. Я отодвинул трубку от уха, потому что почти физически ощущал фонтан его слюны. Я терпеливо ждал, не произнося ни слова. Более того, я молчал, даже когда он завершил свой монолог, пестревший непечатными словами. Я дождался, когда он, выпустив пар и не услышав неизбежного, с его точки зрения, моего оправдывающегося скулежа, с неким раздраженным удивлением спросил:

– Эй, ты что, от страха совсем откинулся?

– Напротив, – ответил я, – смакую удовольствие.