Кейт взяла мальчика за другую руку, и они вместе отвели его к фургонам. Созвали научную команду, потом забрали ребенка, который был привязан к подкосу, заодно узнав, что его зовут Ади. У мальчишки из леса имени не было, и они поняли, что никогда не найдут ни его родителей, ни тех, кто хоть звуком обмолвится о том, как с ним поступили. Кейт нарекла его Сурьей[3].
Когда научная команда собралась у фургона, Кейт приперла переводчика к стенке:
— А теперь я хочу, чтобы вы поведали мне, что вы там сделали — что именно сказали.
— Я думал, может, вам лучше не знать, доктор…
— Я думаю, я определенно хочу знать. А теперь выкладывайте.
Тот тяжко вздохнул.
— Я сказал, что вы из гуманитарной организации, занимающейся благосостоянием детей…
— Что?
Переводчик расправил плечи.
— Они все равно так думают, так что никакой разницы. Они не знают, что такое клинические испытания. Они никогда ни о чем подобном не слыхали. Оглянитесь вокруг; эти люди живут точь-в-точь так же, как тысячу лет назад. Я сказал им, что вы должны посмотреть их детей и поможете каждому ребенку, нуждающемуся в помощи. И все равно они нам не верят. Некоторые считают, что попадут в беду, но многие просто тревожатся, что об этом узнают. Здесь опасно иметь детей с проблемами; их держат подальше от глаз людских. Если весть разойдется, другие дети не смогут жениться — им будут говорить: «Может, у тебя будет ребенок с такой же проблемой, как у брата его отца». Будут говорить: «Одна кровь». Но дети говорят правду, когда я велю им назвать имена своих братьев и сестер. Дети еще не умеют врать об этом.
Кейт обдумала рассказ переводчика. Этот метод определенно работает. Она повернулась к команде:
— Ладно. Таким и будет наш новый подход.
— Я этого не сделаю! — Доктор Хелмс шагнул вперед, заступив дорогу Кейт и переводчику. — Ложь родителям, чтобы записать ребенка на клинические испытания, попирает основы медицинской этики и попросту безнравственна. — Он выдержал эффектную паузу. — Независимо от их жизненных обстоятельств или социальных норм общества.
И свысока воззрился на Кейт, а затем на остальных членов команды.
— Как вам будет угодно, — прервала Кейт его самолюбование. — Можете подождать в фургоне, как и всякий, кто хочет обречь этих детишек на смерть.
Доктор развернулся к ней, чтобы дать еще залп из всех орудий, но его перебил Бен:
— Что ж, я за. Ненавижу ждать в фургоне. И убивать детей, если уж на то пошло. — Демонстративно повернувшись, он начал собирать снаряжение, прервавшись лишь затем, чтобы попросить помощи у остальных.
Трое других лаборантов неохотно взялись ему помогать, и лишь тогда до Кейт дошло, что все они заняли выжидательную позицию. Она сделала мысленную пометку, что надо поблагодарить Бена, но за свистопляской событий, вскоре пошедших полным ходом, как-то позабыла.
В следующей деревне команда выбросила буклеты, но когда сельчане начали их собирать, буклеты принялись раздавать — в качестве теплоизоляции для их лачуг. Этот акт доброй воли подкрепил байку о благотворительной миссии, и Кейт порадовало, что буклеты, в которые она вложила столько трудов, нашли достойное применение.
Доктор Хелмс продолжал протестовать, но остальные члены группы его игнорировали. По мере заполнения фургонов детьми его протесты пошли на убыль, и к концу дня стало ясно, что он раскаивается в своих действиях.
По возвращении в Джакарту доктор Хелмс наведался к Кейт в кабинет, как только все остальные члены команды удалились.
— Послушайте, Кейт, я хотел с вами поговорить. После, гм, некоторых размышлений… и, честно говоря, увидев некоторые из последствий этой работы с… э-э… детьми… должен сказать, что я решил, что мы действуем вполне в рамках норм медицинской этики и моей личной зоны комфорта, и, таким образом, я, ну, вполне спокойно возглавлю эти клинические испытания. — Он вознамерился сесть.
Кейт даже не подняла головы от документов.
— Не утруждайтесь садиться, Джон. Я тоже собиралась вам кое-что поведать. Там, в полевых условиях, вы поставили свою безопасность — свою личную репутацию — превыше жизней этих детей. Это неприемлемо. Нам обоим известно, что я не могу вас уволить. Но я просто не могу работать с вами в клинических испытаниях, где на кону детские жизни. Если с одним из них что-нибудь случится, если вы подвергнете их опасности, я не смогу с этим жить. Я уведомила спонсора испытаний — «Иммари Рисеч» — о своем намерении уйти, и произошла презабавная штука. — Она подняла взгляд. — Они сказали, что без меня испытания финансировать не будут. Так что либо уйдете вы, либо я, и в этом случае вы лишитесь финансирования, а я просто начну те же испытания под другим названием. Ах да, кстати: перевозчики мебели завтра вывозят всё из вашего кабинета, так что, каким бы ни было ваше решение, вам придется подыскать другое помещение в аренду.