Ген хищника

– Конечно, – легко согласилась Кира. – Надо просто дегуманизировать, убрать из человеческой категории тех, кого предстоит убить. Представить свиньями, насекомыми, бурдюками с кишками, швалью, лохами, в общем, низшими, не достойными жизни существами…

– Подобная пропаганда нередко встречается… – нахмурившись, пробормотал Самбуров. – Много где…

– Конечно. В зависимости от типа мышления и психологического состояния необходимо полоскать мозги нужное количество раз. И все. Под лозунгом «Эти твари и гниды не достойны жизни» человек способен убить кого угодно.

Самбуров быстро моргал, хмурился. Он думал над тем, что она сказала. Складывал исторические случаи и события из личного опыта.

– Много припомнил? Недостойных жизни категорий? Геи, иноверцы, нацисты, америкосы, мирные протестующие… В определенных условиях можно кого угодно подвести под эти условия. И это только то, что вспоминается с ходу. – Она весело улыбалась, будто с ее губ не слетало жутких страшных слов. – А если подумать? Припомнить? Например, сегодня мы слышали яркую историю, как в сознании одного живого существа мир разделился на своих и чужих. Дальше происходит выбор. Если она для них изгой, то они – шваль, бурдюки с кишками, горстка насекомых. С ними можно не считаться.

Девочка принесла мясо и овощи. Кира улыбнулась, предвкушая удовольствие от еды. От нее не укрылось, что Григорий за ней наблюдает.

– Я привела пример, но не обязательно, что так и произошло. Но примерно вот так рождается убийца. Серийный убийца. Себя он ставит как право имеющий, а всех остальных признает…

– Тварями дрожащими… – автоматически договорил Самбуров. – Но Раскольников раскаялся, сам сдался…

– Не мети все под одну гребенку, – посоветовала Кира. – Во-первых, все-таки «Преступление и наказание» художественное произведение. Как сказал бы мой любимый психотерапевт Михаил Ефимович, «глубоко психологичная художественная литература», но тем не менее придумка, вымысел. Раскольников ставил себя на место «права имеющего» в качестве проверки, которую сам себе придумал. Он не ощущал этого, не принял. А вот если человек действительно ощущает себя «хорошим», «правильным», «имеющим право» и, соответственно, всех вокруг мусором, ничтожествами, недостойными его плевка, то рано или поздно он совершит преступление. Ну или когда представится удобный случай.

Кира с большим аппетитом поглощала солянку и салат, смакуя, запивала чаем, будто не рассуждала о кровавых преступлениях. Заметив настороженный взгляд Григория, она проглотила очередной кусочек и объяснила:

– Да, для врачей, и в том числе психологов, людей нет. Есть пациенты. Это немного отстраняет от них тех, кого они лечат, тех, за кем наблюдают. Резать по живому телу, удалять гнойники, вправлять кости, заставлять вспоминать болезненные события, снова и снова погружать в индивидуальный кошмар, принуждать выходить из зоны комфорта непросто. Поэтому и необходимо некоторое отстранение. Достигать поставленной цели приходится жестокими методами. Манипуляциями во имя интересов пациента, – пояснила Кира, несколько поспешно.

– Ты оправдываешься!

– Вовсе нет.

– Так вот как ты живешь? Вот так издеваешься над людьми! Ты не считаешь их себе подобными, – хмыкнул Григорий. – В этом есть что-то от детской жестокости. Отсутствие сопоставления своих страданий и чужих.

– Не передергивай, это лишь словесные игры… – Кира отложила салфетку.

Выходя из ресторана, она бросила тоскливый взгляд в сторону моря. От входа в «ЛаЛуну» его еще не видно, но Кира точно знала, что оно там, и чувствовала его запах, слышала шум, улавливала зов.

– Заедем, – пообещал Самбуров, – я и сам бы прогулялся по набережной. Закончим только дело.

Нужный им адрес они искали долго. Навигатор водил по улицам поселка Орел-Изумруд словно по пустыне, по тропинкам, которые давно замело. Он прокладывал дорогу напрямую через сады и огороды, перескакивал сквозь трассу, разделенную отбойником, предлагал перекрытые бетонными плитами и домами тропки.

Солнце уже превратилось в красный диск, собравшийся скатиться за горизонт, когда они нашли нужный дом. Старый и ветхий, полуразрушенный и пустой. Если дом и навещал кто-то, то делал это нечасто. Они прошли через калитку, закрывавшуюся на веревочку, потоптались во дворе. Самбуров обошел дом.

– Одно окно выбито, другое закрыто пленкой. Здесь никто не живет, – заключил подполковник.

Кира оглядела двор, заваленный велосипедами, мопедами и деталями от них.

– Пошли к соседям, – решила она. – Как там мать Аниты зовут? Не помнишь?

Они заглянули в личное дело девочки и перешли к соседнему дому.

Там разруха была аккуратно прикрыта новыми строительными материалами. Дом хоть и старый, но с двух сторон запакованный в современные пластиковые панели. Начали приводить в порядок, но или деньги кончились, или что-то не получилось с ремонтом. Территория, обнесенная столбами и сеткой-рабицей. Двор прибранный, аккуратный, даже цветы растут.