В 1950-х Эд Льюис, генетик, работавший с дрозофилами в Калтехе, начал реконструировать формирование мушиного эмбриона. Подобно историку архитектуры, страстно увлеченному одним-единственным зданием, Льюис почти 20 лет изучал «строительство» дрозофилы. Бобовидный, размером меньше песчинки, мушиный эмбрион зарождался в бурном водовороте событий. Примерно через 10 часов после оплодотворения яйцеклетки эмбрион разделялся на три крупных сегмента: голову, грудь и брюшко, – а дальше каждый сегмент делился на части поменьше. Льюис выяснил, что каждый из этих зародышевых сегментов дает начало определенному сегменту взрослой мухи. Один из них становится вторым грудным сегментом и отращивает два крыла. Из трех сегментов вырастают шесть мушиных лапок. На других развиваются щетинки или антенны. Как и у человека, у мух общий план взрослого тела свернут в эмбрионе. Созревание мухи – это последовательное разворачивание сегментов, напоминающее растягивание живого аккордеона.
Но откуда эмбрион мушки «знает», что лапка должна расти из второго грудного сегмента, а антенна – из головы (но не наоборот)? Льюис изучал мутантов[577]
с нарушенной организацией сегментов[578] и обнаружил у них специфическую черту: общий план макроскопических структур зачастую оставался ненарушенным, и лишь какой-то сегмент менял свою идентичность или расположение в теле мухи. Например, у одного мутанта развился лишний второй грудной сегмент, абсолютно нормальный с виду и почти рабочий, и в итоге получилась особь с четырьмя крыльями (одна пара крыльев – на нормальном сегменте, вторая – на дополнительном). Казалось, что гену «построить грудь» ошибочно скомандовали активироваться не в том месте, и он бодро подчинился. У другого мутанта две лапки выросли вместо антенн, будто ген «отрастить лапку» по ошибке активировался в голове.Льюис заключил, что формирование органов и прочих структур контролируется
Но кто же командует командирами? Открытие Льюисом мастер-регуляторов, контролирующих развитие разных структур, объяснило события поздних стадий эмбриогенеза, но породило, кажется, бесконечную рекурсивную загадку. Если эмбрион строится сегмент за сегментом, орган за органом, идентичностью которых распоряжается мастер-регулятор, то как для начала каждый сегмент «понимает» свою идентичность? Откуда, например, мастер-ген выращивания крыльев знает, что работать надо именно во втором грудном сегменте, а не в третьем там или первом? Если генетические модули настолько автономны, то почему – переворачивая загадку Моргана – ноги
Чтобы ответить на эти вопросы, ход часов эмбриогенеза нужно было запустить вспять. В 1979-м, через год после публикации статьи Льюиса о генах, управляющих развитием лапок и крыльев, два гейдельбергских эмбриолога – Христиана Нюслайн-Фольхард и Эрик Вишаус – приступили к получению мушиных мутантов, способных пролить свет на регуляцию самых ранних этапов формирования зародыша.
Их мутантные дрозофилы оказались еще ужаснее, чем мушки Льюиса. У некоторых исчезали целые эмбриональные сегменты или же радикально укорачивался грудной либо брюшной отдел – как если бы человеческий плод появлялся на свет без туловища или без нижней части тела. Нюслайн-Фольхард и Вишаус предположили, что гены, поврежденные у таких мутантов, определяют базовый архитектурный план эмбриона. Это картографы эмбрионального мира: они делят зародыш на основные сегменты и активируют мастер-регуляторы Льюиса, чтобы запустить построение органов и структур в некоторых частях тела (и только в них!): антенны на голове, крылья на среднем грудном сегменте, и так далее. Нюслайн-Фольхард и Вишаус назвали такие детерминанты