Ген подчинения

Шеф, для разнообразия шествовавший на четырех лапах, покачал головой:

— Котята и щенки генмодов обычно обретают речь к концу первого года жизни. Может быть, парой месяцев раньше, если с ними много разговаривать… Птенцы учатся быстрее.

Вой из корзины сменился громким царапаньем, потом еще несколькими жалобными руладами.

— Нервничает, — сказал Прохор со знанием дела. — Все незнакомое, от мамки оторвали… Отнесем в его комнату, хозяин? Нужно дать время освоиться.

Василий Васильевич вздохнул.

— А я-то надеялся, он ко мне уже привык… Ну что ж, видимо, придется.

Короб был водворен в специально приготовленной наверху комнате. Прохор таки выиграл сражение с Василием Васильевичем, и глобус с телескопом были оттуда вынесены, а книжные шкафы заперты на замки. Кроме того, вместо изящной кроватки, вроде той, на которой спит сам шеф, появилась мягкая напольная лежанка. А еще Прохор поставил в комнату несколько приспособлений для лазания и заточки когтей, который он сделал самостоятельно из досок, фанеры и пеньковой веревки. Одно из них он начал давно, и я даже успела его раскрасить — еще до того, как постоянно прописалась в собственной спальне.

Теперь оно радовало взгляд золотистой расцветкой и орнаментом в виде лозы с колокольчиками в сарелийском стиле.

— Как вульгарно, — вздохнул шеф, глядя на плоды наших с Прохором рук. — Ну уж ничего не поделаешь, надо так надо. Прохор, выпускай.

Прохор поставил короб на пол и откинул крышку.

Так я впервые увидела наследника Василия Васильевича.

Котята в три с лишним месяца уже бывают довольно крупными, примерно в половину взрослого животного. Но Василий-младший показался мне очень маленьким. Может быть, потому, что он забился в угол короба и шипел оттуда, словно маленький рыжий комок.

Да, котенок был ярко-рыжим, как мама, обычная кошка Звездочка. На этом фоне голубые генмодные глаза казались ярко-синими. Так осеннее небо тоже кажется ярче по сравнению с золотыми листьями деревьев. А шерстью котенок удался в папу: такой же пушистый, с таким же роскошным подвесом на ушах.

— Ах ты моя прелесть! — не удержалась я. — А кто у нас такой маленький? А кто у нас такой лапусенька? А кто у нас такое масенькое золотое солнышко?

— Анна, с детьми вредно сюсюкать! — воскликнул шеф.

Но котенок внезапно перестал шипеть. Издав короткую трель, что-то среднее между мяуканьем и мурлыканьем, он подошел к той стенке короба, что была ближе ко мне, и вопросительно уставился вверх.

Затаив дыхание, я опустила руку и дала ему обнюхать пальцы. Котенок тут же потерся о них своей головенкой. Ну надо же! Шерстка у него была мягкая-премягкая, у шефа далеко не такая!

Я уселась на пол рядом с коробом, потянулась внутрь и вытащила котенка. Он жалобно пискнул, но остался у меня на руках. Его маленькое тельце трясло, он хватался коготками за мою юбку… Надо же, а я читала, что котята, оказавшись в незнакомом окружении, первым делом прячутся куда-нибудь, и попробуй их оттуда достань! Именно поэтому в одном из своих фигурных сооружений Прохор предусмотрел ящик с дыркой, чтобы котенку было куда забиться. (Задняя часть у этого ящика открывалась).

Но генмоды все-таки умнее обычных котят, да к тому же стремление походить на людей заложено у них в генах. Вот Василий-младший и реагировал на мою ласковую речь примерно как мог бы среагировать на ласковую речь годовалый человеческий ребенок.

— Ах ты мой хорошенький, — продолжала сюсюкать я, поглаживая Васю по спинке. — Ах ты мой Васенька…

Минут через десять котенок перестал дрожать и заурчал. А еще спустя немного — заснул, и мы переложили его на подушку. Прохор принес из кухни грелку, чтобы котенку было не одиноко, и миски с едой и водой. Даже шефу при всем его желании видеть отпрыска как можно взрослее не пришло в голову настаивать, чтобы ребенок ел за столом и с обычных тарелок, как он.

— Ладно, позволю эти сюсюканья… на первое время, — проговорил шеф неохотно, когда мы втроем вышли из детской. — Но вскоре нужно будет вводить регулярное воспитание! Я не потерплю, чтобы мой сын вырос неучем!

— Ничего, шеф, — сказала я легко. — Я же ничего так выросла. Значит, и этого воспитаете.

Шеф вздохнул.

— Аня, с вами я сделал все ошибки, которые только мог сделать. А учитывая, что вы другой биологической природы, думаю, что, пытаясь руководствоваться вашим опытом, я наделаю еще худших!

— Не вы ли мне читали лекцию, что люди и генмоды — суть одно и то же? — улыбнулась я.

Шеф сердито посмотрел на меня.

— Не передергивайте! Вас мне не требовалось учить правильно вылизываться или наказывать за попытку напасть на каждую пролетающую мимо синицу!

Я засмеялась. Мне вдруг стало хорошо, легко и спокойно, так, как не было даже после разговора с Мариной. Все-таки котята обладают каким-то магическим свойством рубцевать душевные раны. Иначе я никак не могу это объяснить!

* * *

К моему удивлению, когда я сказала, что пригласила Волкова объясниться, шеф только фыркнул:

— Очень вовремя! — сказал он. — Заодно и подарок принесет!

— Какой подарок? — не поняла я.