Только у края поля я обратила внимания, что никто нас не преследует. Обернувшись, я в слабом лунном свете увидела тот же знакомый силуэт с квадратными плечами: охранник стоял у края поля, но не делал ни малейшей попытки сделать хотя бы шаг за периметр колючей проволоки.
Почему-то мне показалось, что он может простоять там до утра, даже если будет истекать кровью из мест, о которых не говорят в приличном обществе.
Как и говорил шеф, назад нам пришлось возвращаться пешком.
Отдавая должное пережитому мною, шеф даже не стал настаивать, чтобы я несла его, а чинно вышагивал рядом по шпалам, между двух блистающих в лунном свете рельс. После случившегося у меня кружилась голова, я глубоко вдыхала ночной воздух и чувствовала себя необыкновенно живой, но при этом меня слегка тошнило.
Это не первый случай в моей жизни, когда я чуть не умерла. Подобные происшествия всегда вызывают во мне смятение чувств. Шеф говорит, что это хорошо, не то я стала бы зависимой от адреналина.
Закончив описывать человека, с которым я дралась, я спросила:
— Кто это был, Василий Васильевич? Одурманенный морфием?
Хвост шефа, еще недавно задранный, качнулся из стороны в сторону.
— Увы. С морфинистом вы бы справились. Боюсь, что все гораздо серьезнее. Это был генмод.
Меня словно в холодную воду окунуло.
— Погодите! Но он же выглядел, как человек!
— Бывают и генмоды, которые выглядят, как люди. Довольно давно… я тогда едва вышел из котячьего возраста… здесь, в городе, случалось всякое. Вы когда-нибудь интересовались, почему так сложно получить разрешение на частные генетические исследования, тогда как все остальные виды науки магистрат поощряет?
Я покачала головой: мне как-то не приходило в голову всерьез задаваться этим вопросом. Общеизвестный принцип гласил, что генетика слишком опасна, чтобы доверять ее частным предпринимателям или ученым-одиночкам, которых не контролирует Городской совет. Так решил Всемирный Конгресс после Большой войны.
Но, если подумать, разве исследования радиоактивных компонентов, взрывчатых веществ или вирусов менее опасны? А в городе есть частные лаборатории, которые этим занимаются!
— Много лет назад кое-кого поймали на горячем, — вздохнул Мурчалов. — Был такой талантливый молодой ученый, Альберт Серебряков… Интересно, сходство фамилий — простое ли совпадение?.. Когда полиция разгромила его лабораторию, там нашли почти готовые образцы, — голос шефа так и сочился презрением. — Дети, которых готовили к абсолютному послушанию. Многие уже достаточно взрослые, чтобы держать оружие и представлять некоторую угрозу. И склад управляющих булавок.
— Какой ужас, — искренне сказала я. — И это засекретили?
— Да, но законы, касаемые генетиков, ужесточили… В частности, вы наверняка задались вопросом, почему ранее Златовским разрешили эксперименты с экзотическими фруктами… Причина состояла в борьбе между купцами: кое-кто надеялся с их помощью задавить конкурентов по заморской торговле. Определенные активы поменяли владельцев, и им было выдано такое разрешение… Но, знаете ли, спонсор быстро потерял интерес — добился своих целей другими, более простыми методами. И после этого их буквально утопили в бюрократии, заставили потерять время. Так они и не вывели свой товар на рынок.
— А почему вы сразу это мне не сказали? — спросила я.
— Потому что я предложил вам прочесть статью! Если бы вы это сделали, обязательно увидели бы, что она шита белыми нитками — тому, кто ее писал, есть чему поучиться у Виктуар! Он совершенно не умеет врать.
— Все равно могли бы не вводить в заблуждение, — упрямо произнесла я.
Василий Васильевич тяжело вздохнул.
— Господь всепушистейший, Анна, когда же я наконец научу вас думать самостоятельно?.. Если поразмыслить хоть немного, то совершенно очевидно, что гидропоника, — шеф практически выплюнул это слово, — не может конкурировать с высадкой в открытом грунте! Сами подумайте — где теплицы, которые нужно оборудовать и постоянно поддерживать, а где гектары и гектары земли! Пусть не очень плодородной, но ведь и посадок можно сделать много.
— Но вы сказали, что фрукты были невкусные…
— Потому что они не сумели закончить работу. Может быть, если бы они повозились немного дольше… — шеф вздохнул. — Самое неприятное в этой истории, моя дорогая, что тот мальчик из Оловянного конца совершенно прав. Если их продукт действует не хуже настоящего кофе, а стоит гораздо дешевле, это стало бы настоящим спасением для небогатых студентов и рабочего люда! Но увы, теперь мы сообщим об их хозяйстве, и его прикроют.
— Но можем не сообщать… — неуверенно проговорила я.
Гравий хрустел под моими подошвами, ушибленные о землю колени начали болеть, а рельсы сходились впереди, как то и полагается согласно трехмерной геометрии, и я уже совсем ничего не понимала.
— Нонсенс! После того, как мы увидели там генмода? После того, что я подозреваю Златовских в связи с Серебряковым?
— А вы уверены, что это был генмод, шеф?
— Судя по вашему описанию. Кроме того, я сомневаюсь, что кто-то, кроме генмода, мог бы вас догнать.