Ген поиска (СИ)

Во-вторых, с нами, разумеется, отправился и Орехов, а мне хотелось держаться сейчас от него подальше. Не то чтобы он перестал мне нравиться или мне казалось, что он к чему-то меня принуждает, просто в его обществе возникало тяжелое, тоскливое чувство недосказанности.

Чтобы добраться до места преступления, нам пришлось спуститься на нижнюю палубу парохода. Не совсем в трюм, но туда, где располагались бы каюты третьего класса, если бы они были на «Терентии Орехове». По дороге профессор Соколова сбивчиво — она все еще пребывала в серьезном расстройстве — рассказала нам свою историю.

Вот уже много лет она занималась созданием лекарства от морской болезни. Но не обычного лекарства, а такого, которое бы действовало путем изменения формата работы некоторых генов — ну вроде того, что можно купить в аптеке для изменения цвета глаз. Одна инъекция — и о морской болезни человек смог бы забыть навсегда! (По крайней мере, так я поняла из ее объяснений.)

Соколова тестировала своих мышей разными способами, в том числе и на зафрахтованном ее кафедрой морском судне. Однако вышло так, что последние эксперименты оказались неудовлетворительными, сроки вышли, финансирование поджимало — и новую партию мышей она не знала, где испытать. А тут, к счастью, объявился Орехов со своим приглашением. Он любезно согласился разместить клетки у себя на корабле, даже выделил несколько человек из команды в помощь для их переноски и крепления.

— В общем-то, мне много не надо, требования к лаборатории на этом этапе испытаний минимальные, — говорила Соколова, поправляя растрепанные волосы. — Я и подумать не могла… Кому могло понадобиться их красть?!

— А вы уверены, что их украли? — поинтересовался шеф, все еще сидевший у меня на руках.

— Сейчас посмотрите сами, — проговорила Соколова довольно сухо.

Спустившись вниз, мы оказались в длинном коридоре, застеленном красной ковровой дорожкой. В коридор выходили совершенно одинаковые унылого вида двери. Мне все это напомнило тюремные камеры ЦГУП. Некстати подумалось, что если бы я поехала на пароходную прогулку, то жила бы как раз в каютах третьего класса, которые бы, наверное, и выглядели примерно так…

Соколова между тем повернула ручку на третьей от лестницы (прошу прощения, трапа) двери, и мы оказались в небольшой комнате, явно переделанной из обычной каюты. Только если в наших с шефом комнатах имелись нормальные окна, то тут был круглый иллюминатор высоко под потолком. Сейчас он был приоткрыт, и за ним покачивалась круглая луна — ну да, значит, каюта по левому борту, обращенному к открытому морю, а то я немного запуталась, пока мы спускались. На одной из стен еще остались крепления от подвесных коек, но теперь вместо коек каюту занимала система клеток, выполненных из дерева и стекла. Некоторые были соединены переходами, другие нет. Прямо под иллюминатором стоял самый большой короб с откинутой крышкой. На дне короба я увидела солому и мисочки с водой.

— Вот тут они и сидели, — трагически проговорила Соколова. — Вся популяция! Все сорок штук! Плод многолетних стараний! И их кто-то украл.

— Почему вы думаете, что их украли? — поинтересовался Мурчалов. — Вы не могли сами оставить крышку… А! — перед этим «а» я поднесла шефа поближе к клетке, чтобы он мог сам убедиться.

И в самом деле, на размеры клетки Соколова не поскупилась: ни одна мышь не могла бы достать до края, встав на задние лапы, даже при распахнутой крышке. Да и вскарабкаться по гладкому стеклу не представлялось возможным. Может быть, если бы мыши забрались друг другу на спину… Но нет, это фантастика. Одна мышь так могла бы сбежать, но как бы выбрались нижние? Да и ума на это у мышей не наберется.

— Я всегда очень тщательно запираю крышку, сама все проверяю! — произнесла Соколова тоном оскорбленной невинности. — И сегодня заперла!

— Когда примерно пропали мыши? — уточнил Мурчалов.

Выяснилось, что перед самым ужином Соколова как раз их покормила, понаблюдала за реакцией на качку и крышку закрыла. Потом она отправилась ужинать, но на выступлении Серебрякова заскучала.

— Не люблю юмористов, — заявила она крайне холодно. — Решила вместо пустых развлечений спуститься сюда и сделать еще одну лабораторную запись… И вот что обнаружила.

— А дверь была заперта?

— Закрыта на защелку, но я ее не запирала. Я не думала, что здесь это может понадобиться! — Соколова порывисто, всхлипывающе вздохнула. — Все пропало! Вся программа исследований… Я так надеялась все-таки уложиться, а теперь последняя надежда…

— А нельзя как-нибудь заменить этих мышей? — робко предложила я, припомнив, как мы с шефом быстро вышли на контакт с крысами.

— Милочка, это специальная популяция с четко заданными характеристиками, — сухо ответила Соколова. На мой взгляд, ей было лет тридцать, может быть, тридцать пять: явно недостаточно, чтобы звать меня «милочкой». — Отловленные тут, на пароходе, мыши не подойдут!

— При всем уважении, мадам, на «Терентии» мыши не водятся, — сказал Орехов. — Но мы приложим все усилия, чтобы выяснить судьбу ваших грызунов. Василий Васильевич?