Ген поиска (СИ)

Под руководством шефа я еще раз добросовестно проверила бумаги профессора (несколько научных докладов на предстоящую осенью конференцию, ни один из которых не был написан кем-то из пассажиров судна) и его багаж (три черные шелковые шляпы и три попоны, все совершенно одинаковые — не очень понятно, зачем Рогачев брал столько запасных). Плюс еще кое-какие мелочи, необходимые в пути, вроде волосяной щетки и набора для полировки рогов. Ничего интересного. И, разумеется, ровным счетом ничего, что навело бы на мысль о том, как и почему пропал профессор.

Но, может быть, шеф заметил больше, чем я?

Однако, когда я спросила об этом, Мурчалов только головой покачал:

— Я надеялся, что утром, на свежую голову и при дневном свете, я обнаружу что-нибудь, что вчера упустил. Однако все это продолжает оставаться таким же загадочным. Ни малейшего следа злоумышленника!

Правда, защелка на двери в спальню профессора была повреждена, но шеф заверил, что это было сделано вчера, когда экипаж парохода сюда вломился. До этого дверь оставалась абсолютно целой.

— И все-таки никакого сходства с исчезновением мышей нет, — сказала я. — Там дверь каюты была открыта. Тут закрыта. Там они никак не могли выпрыгнуть сами в окно, а здесь профессору ничего не стоило вылезти.

Это была сущая правда: как и наше, окно профессора выходило на прогулочную палубу. Причем находилось на небольшой высоте: и человеку, и козлу ни малейшего риска.

— Допустим, он и вылез, — согласился шеф. — А комнату не отпер изнутри и окно за собой не закрыл, потому что намеревался вернуться тем же путем. Вопрос в том, что его на это побудило… Вы помните чопорность Рогачева: по-вашему, генмод, который носит котелки и попоны, станет пользоваться окном вместо двери? Да еще там, где его могут увидеть. Думаю, не станет без очень веской на то причины. Вот мне и интересно, что же на палубе его так заинтересовало.

Я пожала плечами. В самом деле, тот еще вопрос. Но взять в толк, какая связь с мышами тут чудится шефу, я никак не могла. Мышей, скорее всего, в самом деле выпустил один из научных противников Соколовой, и тут она виновата сама — нужно было лучше стеречь свою импровизированную лабораторию.

А вот куда делся Рогачев, гораздо интереснее. Он не маленькая мышь, его на корабле просто так не спрячешь. Если он успел отплыть на берег до того, как погода испортилась, то на чем? Наверняка лодки все сосчитаны: если бы хоть одной не достало, экипаж сразу бы сказал…

Все же я задала шефу этот вопрос: проверили ли лодки?

— Да, разумеется, — кивнул Мурчалов. — Немедленно. Все на месте. Полагаю, от места нашей стоянки можно было бы добраться до берега и просто вплавь, но выбраться на те утесы… — он с сомнением покачал головой.

— Козлы славятся умением лазать по скалам, — предположила я.

— Во-первых, не всякие козлы. Во-вторых, сомневаюсь, что Рогачев оттачивал это свое умение. В-третьих, есть большая разница даже в том, чтобы просто карабкаться по скале, и в том, чтобы выбираться на эту скалу из неспокойного моря. Мокрый камень очень скользок, знаете ли… Ну ладно. Здесь я больше никаких зацепок не вижу. Пойдемте поговорим с Серебряковым.

Наконец-то! По мне так, с этого и надо было начинать.

* * *

Серебряков нервничал и даже не пытался этого скрыть. Каюта у него была не такая люксовая как наша: всего одна комната. Однако казалась, пожалуй, даже попросторнее, и обставлена не с меньшей роскошью. Он метался от одной стены к другой, раскрасневшийся, даже несколько вспотевший. Почему-то я обратила внимание, что окно в этой каюте было уже наглухо закрыто, несмотря на то, что непогода уже улеглась.

— Анна Владимировна, господин Мурчалов, — поприветствовал он нас. — Кажется, с господином Мурчаловым мы не представлены? Но вас все здесь знают, вы меня извините, что я так попросту…

При этом глаза у него бегали, он отчаянно дергал свой модный серый галстук, некрасиво сминая плотный дорогой шелк.

— Ничего, — мурлыкнул шеф, чрезвычайно внимательно наблюдая за Серебряковым через щелочки глаз. — Тоже очень рад с вами познакомиться. Ваше выступление вчера вечером доставило мне истинное удовольствие. Мало кто может так ловко шутить над генмодами, не скатываясь в оскорбления.

На миг лицо Серебрякова просветлело, на нем даже появилась искренняя, хотя и замученная улыбка.

— Да, это было крайне непросто! — воскликнул он. — Тем более, что у меня вообще мало опыта общения с генмодами, я очень боялся обидеть ненароком… — тут он смутился и неожиданно слегка порозовел. А уши даже не слегка — прямо-таки запламенели.

«Либо он гениальный актер, либо он все же говорил правду, когда объяснял свое нежелание знакомиться с Мурчаловым стеснительностью и неопытностью», — подумала я с некоторым удивлением.

С учетом всего, что я знала о Серебрякове, и то, и другое выходило одинаково вероятным.

— А позволите ли спросить, — мурлыкнул шеф, — на какой стадии находятся ваши переговоры с Анастасией Викторовной? — то есть, вспомнила я, с Геворкян. — Пригласила ли она вас на гастроли?