Никифор вообще изумительно держался под этим перекрестным огнем: было ничуть не похоже, что он даже самую малость нервничает. Даже в том, что он предоставил вести разговор Мурчалову, чувствовалась особая уверенность: мол, я настолько хорошо контролирую ситуацию, что нашел наилучшего исполнителя и ему не мешаю. Выучка, разумеется.
Явилась мысль: хорошо, что я не вышла за него замуж. С таким мужем и не выяснишь отношения как следует — никогда не поймешь, когда его что-то правда задевает, а когда он просто хорошо владеет собой.
Интересно, а как Марина различает?
— Это ни в коем случае не проблема нашей фирмы, если ваш слуга решил провести хозяев, — подлила масла в огонь спокойная женщина, разглаживая юбку на коленях. — Мы — жертвы мошенников, но никак уж не легковерные идиоты!
— Вы не легковерные идиоты… — проговорил шеф. — Если, конечно, это был тот генмод.
— Ну вот! — возмутился Филатов. — Еще и выгораживать будете!
— Вы сами признались, что не различаете генмодов, — пожал плечами пожилой нотариус. — Я слышал это собственными ушами.
— Ах черт! — Филатов обернулся к Аксенушкину. — Это ты виноват!
— Попрошу не выражаться! — Татьяна Афанасьевна, которая до сего момента молчала, не вмешиваясь в разговор, властно постучала по полу своей массивной палкой. — И вообще, помолчите!
Наступила тишина.
Тишина, в которой очень отчетливо прозвучал голос шефа:
— Я почти наверняка знаю одного из мошенников. Во всяком случае, мошенника из числа персонала Ореховых. И должен признать, никакого отношения к Маккорману или даже постоянным работникам особняка эта особа не имеет.
«Адель! — подумала я, вспомнив, кто мешал мне поговорить с Мариной. — Наверняка она! У нее в подчинении множество работников, птицы-генмоды среди них тоже есть! Наверняка Филатов перепутал, принял дрозда или галку за ворона, это легче легкого, если не разбираешься не только в генмодах, но и в птицах!»
— Вот как! — с насмешкой и недоверием проговорил Филатов. — И кто бы это мог быть?
— А вот сейчас и узнаем точно… Антон, будьте любезны, уточните у Ольги Никитичны, составила ли она уже список слуг и распорядителей, которые по каким-либо причинам отсутствуют? Ах, этот список уже у вас? Ну что ж, давайте посмотрим… Да, все как я и думал. Но мы еще успеваем.
— Успеем куда? — резко спросил Филатов.
— На поезд в шестнадцать двадцать. Видите ли, раньше она сбежать не могла, это было бы подозрительно. К сожалению, придется торопиться, полиция может не успеть, но я был бы благодарен вам, Антон, если бы вы отправили посыльного с письмом… Да, спасибо. И разыщите кто-нибудь мою помощницу, Анну. Она очень пригодится, если придется задерживать нашу воровку силой.
«Значит, я все-таки пропущу аукцион», — подумала я.
Как ни странно, меня эта мысль ничуть не расстроила. Наоборот, обрадовала. Может быть, даже слишком обрадовала. Что-то чересчур я разнервничалась из-за этого дурацкого предприятия, будто мое будущее от него зависит. А ведь на самом деле ничего подобного. Просто очередное развлечение на ореховской свадьбе. Да мои картины, небось, и по минимальной цене не уйдут!
Я всегда любила наш вокзал. Несколько лет назад его отреставрировали, обновили, и теперь на фасаде здания больше стекла, чем было бы разумно в нашем климате, но он все равно необыкновенно красив. Изящные окна, купола крыш…
Но люблю я его, конечно, не за это. Мне нравится запах дыма и гари от поездов, нравятся длинные протяжные гудки, нравится атмосфера перронов, когда люди садятся в поезд, ведя последние разговоры с провожающими — причем мне одинаково нравится наблюдать и за людьми попроще, которые заходят в общие вагоны, и за элегантными дамами и господами, что садятся в отдельные купе с отдельными входами.
А пригородные поезда! Казалось бы, ничего особенного, но помню, как меня поразило в детстве, когда их только ввели, что теперь до самых дальних границ нашей области можно доехать за считанные часы!
Поезда делают мир ближе, подумала я тогда. Я и сейчас так считаю.
И еще, окутанные клубами пара, они немного похожи на пароходы. Некоторым тяжело выносить этот запах, а мне он скорее нравится, хотя глаза начинают слезиться, и, если ты торчишь на перроне долго — например, зарисовываешь людей, — лучше дышать через платок.
Но в этот раз мы не собирались задерживаться. Мы торопились на вполне конкретный сарелийский поезд — «потому что у нее родственники в Кливяти», как сказал шеф.
Кливять — один из ближайших к нам сарелийских городов; оттуда многие едут в Необходимск на заработки.
Поразительно, как Мурчалов уже успел разузнать эти подробности! Я вот не знала. Но я ведь с преступницей общалась мало. А Марине рассказать про наши подозрения, несмотря на обещание, не успела: уж больно быстро мы собрались и поехали.
Я думала, что на вокзале шеф первым делом побежит на перрон, чтобы вылавливать мошенницу. Но вместо этого он отправил поехавшего с нами Антона в кассу, велев купить билеты на себя, меня и Орехова, который, разумеется, также поехал с нами.