Ген свободы (СИ)

Последнее время погода стояла морозная, и издали на широкой белой глади не было заметно никаких красных лент. Правда, я знала, что, если снизиться, никакая это не гладь: лед на реке неровный, встопорщенный, сугробистый. Переходить на тот берег тяжело.

Но мы ведь не пойдем, мы перелетим… Неужели у Таинственного таксиста база на том берегу? С той стороны и города-то почти нет. Там болотисто, и потому почти никто не строился. Лишь недавно появились первые жилые кварталы, а еще я читала проект по строительству дополнительных производственных мощностей, по типу Башен Оловянного конца, тоже на том берегу.

А может быть, Таинственный таксист хочет нырнуть в лес? Его темные безлистные рукава кое-где спускались почти к самому берегу. А выбираться он как оттуда будет? Неужели хватит горючего? А у нас-то хватит — его преследовать?

Ах, что же они творят!

Мы еще не долетели до реки, а Орехов уже начал снижаться к Таинственному таксисту по крутой дуге. Вот тут-то наверняка пригодились ремни, пришитые к креслу! Если бы Орехов стоял или хотя бы сидел непривязанным, наверняка не смог бы выполнить такой маневр.

Теперь два аппарата шли почти вровень. Они неслись друг за другом над рекой, петляя. Мне подумалось, что если бы за ними тянулись следы разноцветного дыма — один раз, во время Дня Города почти пять лет назад, Гильдия таксистов выделывала такое — эти следы сплелись бы красивой косичкой на фоне скучно-белого, заметенного снегом льда. Ну будто тренировались вместе, ничего не скажешь!

И это вдобавок помогло бы отличить одного от другого: на таком расстоянии мне сложно было разобрать, где Орехов, а где Таинственный таксист.

— Быстрее, быстрее! — свободной от поддержания сумки руки я вцепилась в рукав Пантелеева.

— Да я и так со всей мочи! — буркнул он, но я видела, что гильдейцем тоже овладел азарт.

Тут я увидела, что один аэромобиль четко обошел второй — и кажется, это был Орехов; теперь, когда угловое расстояние между мобилями увеличилось, его можно было узнать по силуэту кресла.

Таинственный таксист еще попытался прорваться выше или ниже него — но Орехов надежно блокировал ему все пути.

Тогда такси развернулось и помчалось назад. Но теперь Орехов держался чуть сверху и позади него, не давая подняться выше надо льдом. Пару раз Таксист метнулся в разные стороны, но Орехов каждый раз оказывался молодцом.

— Правильно, правильно! — крикнул Пантелеев в возбуждении. — Под берег его загоняй, под берег!

Миллионщик никак не мог услышать его криков, но, видно, в том и состоял его план. Он действительно гнал Таксиста к высокому берегу, с тем расчетом, чтобы крутой склон помешал тому подняться.

Как назло, мы как раз подлетели достаточно быстро, чтобы этот берег и стоящие на нем дома Медного конца скрыли от нас итог противостояния. Впервые в жизни я пожалела, что не живу в тихом и чопорном Медном конце и не могу увидеть все из окна!

Но Пантелеев заложил петлю над берегом — и мне тотчас стало видно оба аппарата, мирно стоящие на снегу. Стало видно и аэромобиль Салтымбаевой, который порядком от нас отстал — бравая полицейская все же не могла тягаться с многолетним опытом гильдейца. Надо же, а я совсем забыла о них с Цой.

И Таинственный таксист, и Орехов вышли из своих аппаратов — темные фигурки на белом фоне, Орехов спиной ко мне, Таксист — лицом. Чем больше мы снижались, тем лучше я могла разглядеть лицо нашей городской энигмы: он как раз снял большие пилотские очки, надежно закрывавшие его глаза и даже верхнюю часть щек.

Без очков он оказался и вовсе невероятным красавцем: классические, исключительно правильные черты! С таких нужно сделать гипсовые слепки, чтобы учить рисовать детишек в гимназиях: ведь известно, что чем лицо симметричнее, тем проще перенести его на бумагу.

Кроме того, он был строен, широкоплеч — этакий образчик мужской красоты. Орехов, хоть и не уступал ему ростом, по сравнению с ним казался медведем. Тем не менее, я не испытала и тени сожаления от того, что миллионщик поймал этого артиста. Почему-то красивые мужчины, в отличие от красивых женщин, всегда вызывают у меня слегка мстительное чувство. Я будто бы подсознательно подозреваю в них негодяев. Может быть, потому что негодяи в пьесах Народного театра всегда красавцы, и чем красивее, тем вероятнее, что у него целая преступная империя под началом.

Пантелеев опустил наш аэромобиль на лед реки. Я спрыгнула первой и, прижимая к груди сумку с шефом, поспешила к Орехову и Таксисту. К моему удивлению, разговаривали они мирно, Таксист даже улыбался — широко и вроде бы искренне.

Орехов обернулся ко мне.

— Анна Владимировна, Василий Васильевич, разрешите представить вам Петра Евгеньевича Усманова — моего старого товарища по флотской службе!

— Очень приятно, — пробормотала я, переводя взгляд с одного на другого.

— Совершенно согласен, — проговорил шеф. — Петр Евгеньевич, полагаю, вы по-прежнему состоите на действительной службе?