Ген свободы (СИ)

Тут же я себя одернула: ну что ты так удивляешься? У Орехова столько денег, что он мог бы купить целый аэромобильный парк в личное пользование, если бы захотел.

— Есть, но, как вы понимаете, я на нем не таксую, — чуть улыбнулся он мне. — Вот интересно, если бы начал, то столкнулся бы с таким же яростным сопротивлением Гильдии?

Против воли я хихикнула, представив одного из богатейших купцов и промышленников Необходимска таксующим.

— Зря смеетесь, — серьезно сказал мне он. — Не родись я в своей семье, стал бы, наверное, воздушным таксистом… Но прошу меня простить, Анна Владимировна, я слишком долго вас задержал! Вы, наверное, шли по своим делам.

— Нет, что вы, мне приятно было встретиться, — вежливо возразила я. — Так до свиданья, господа!

— До свиданья, Анна Владимировна!

— До свиданья, госпожа Ходокова!

С тем мы и расстались.

* * *

После встречи с Ореховым и сарелийским купцом я отправилась сразу домой. В окрестностях Муниципального парка я выполняла поручение шефа: относила клиенту собранные нами данные о его деловом партнере. Та оказалась не без грешка, но не того сорта, какого опасался клиент: из кассы не подворовывала, но оформила двух своих собак как «иждивенцев» под человеческими именами и получала за их лечение налоговые вычеты. Клиента, кажется, это привело в недоумение — ну да уж как дальше поступить с этой информацией, его дело. Хочет, может сдать даму в налоговое управление, если боится неприятностей для своей деловой репутации, хочет, может ничего не делать: грешок не слишком серьезный, тянет максимум на штраф.

Погода была для зимы хорошая — не холодно, влажность невысокая, поэтому улицы с утра не оледенели (или с них уже успели счистить лед, по крайней мере, в центре), вот я и решила погулять. Но после того, как я пронаблюдала эту схватку таксистов, меня разобрал азарт. Захотелось поскорее выяснить, в чем тут дело. А у кого лучше выяснить, как не у шефа? Наверняка он уже в курсе свежих сплетен!

Впрочем, зная, что шеф не всесилен, я по дороге заехала в свою любимую кофейню в Рубиновом конце, спросила себе чай (после того, как мы весной прикрыли незаконное дело Златовских/Серебряковых, кофе стал слишком дорог) и послушала, о чем говорили студенты.

Я оказалась права: о погоне у Муниципального парка здесь уже говорили, так что домой я вернулась просвещенная насчет городских сплетен.

Оставив на вешалке пальто и шапку, я поднялась наверх, в кабинет шефа. Как частенько бывало последнее время, там никого не оказалось. Тогда я заглянула в детскую. Буквально заглянула, через щелку, надеясь остаться незамеченной.

Естественно, шеф был там. Лежал на мягкой стеганой подстилке, прижав лапой разлюбезного отпрыска, и деловито его вылизывал. Отпрыск порывался бежать.

— Терпи… терпи… пока я тебя разумной личностью делаю! — сквозь рот, полный шерсти, приговаривал шеф. — Кто умываться не умеет? У кого уши грязные? Вот погоди, натравлю на тебя Прохора с ватными палками, будешь знать!

Котенок жалобно мяукнул.

— И учись разговаривать нормальным языком! Полгода уже, пора и начинать! — тут шеф передергивал: котята-генмоды начинают разговаривать хорошо если в год.

Физически они растут как обыкновенные животные, а вот ум получают примерно с той же скоростью, что и люди. В начале чуть быстрее: Василий-младший уже более-менее понимал человеческую речь… по крайней мере, простые фразы вроде «иди сюда» и «пора кушать» — но их, конечно, и обычные коты понимают, вот только ответить соизволяют не всегда. Говорить же большинство генмодифицированных котят и щенков начинают примерно в год, но уже сразу целыми фразами, хотя и короткими.

Вроде бы, у них только к этому времени окончательно оформляется речевой центр в головном мозгу.

Однако шеф все не оставлял затей показать всем, насколько его любимый котенок гениален и лучше всех. Вот и сейчас — по полу спальни уже были разбросаны плиточки с буквами. Кубики котенку давать бесполезно, все равно один на другой не составит. А вот плиточки можно спокойно двигать по полу лапкой… можно было бы — будь котенку хотя бы года три. Обычно генмодов начинают учить читать примерно с этого возраста. А в гимназии (или к частным репетиторам) отдают лет в семь или в восемь, примерно как людей.

— Ну-ка, повторяй за мной, — шеф прекратил приводить лохматого Ваську в порядок и снова взялся за обучение. — А! А! Буква А!

— Мяу-а, — сказал котенок.

Василий Васильевич вздохнул.

— Ну ладно, ну допустим. Но учти, что я мирюсь с этими вульгарными звуками только потому, что тебе пока недоступна сама концепция вульгарности. Скажи «папа».

Котенок снова мяукнул и стукнул Василия Васильевич лапкой по лапе.

— Нет! Играть я с тобой больше сегодня не буду. Кто вазу со стола своротил? Скажи «папа».

Васька ничего не сказал, просто скакнул на Василия Васильевича и потерся мордахой о его грудь. Шеф тут же растаял.

— Ну ладно, ладно, подлиза… Но я еще из тебя сделаю разумную личность!

Тут я сочла возможным постучать в дверь.