— Надо же, — проговорил Мурчалов. — Что ж, коллеги из ЦГУП совершенно правильно сделали, что отправили вас ко мне. Вероятно, мы сможем помочь друг другу.
И я тут же поняла: Мурчалов подозревает, что у Вельяминова каким-то образом оказались булавки из особняка Веры Гавриловой! Булавки, которые глава «Школы детей ночи», Гуннар Лейфссон, контрабандой вывозил из Юландии.
Особняк тогда обыскали, но булавок нашли значительно меньше, чем их должно было там быть по моим оценкам.
— Очень рада! — воскликнула Мягколап. — А то ведь мадам Вельяминова сама не своя, с тех пор, как Иван Андреевич стал работать на эту депутатшу…
— Простите, какую депутатшу? — уточнил шеф.
Мне показалось, что он предчувствовал ответ еще до того, как Мягколап открыла рот. Он даже подобрался, словно перед прыжком.
— Соляченкову Ольгу Валерьевну, — ответила Мягколап.
Вот так так! Неужели после стольких месяцев бесплодных попыток что-то с ней поделать у нас наконец-то есть ниточка?
Когда я проводила Ксению Олеговну до двери и вернулась в кабинет, шефа там уже не было. Правда, его голос звучал из коридора:
— Отдай сюда, паршивец! Отдай немедленно!
Это могло означать только одно.
Дойдя до конца коридора, я увидела сперва Василия Васильевича, нервно переступающего с лапы на лапу напротив книжного шкафа в простенке. О причине я догадалась заранее, и моя догадка подтвердилась: в щель над книгами на нижней полке забился Васька и злобно шипел оттуда на отца. Шип выходил немного приглушенный, потому что в зубах котенок сжимал карточку с приглашением.
Сын Василия Васильевича уже вырос до размеров взрослого генмода, как то и полагается по возрасту, однако не успел еще набрать того же солидного веса, что и отец, поэтому он легко поместился на полку, а вот Мурчалову-старшему туда было не добраться.
— Отдай, кому говорю! — прошипел Василий Васильевич. — Твое воспитание оставляет желать много лучшего! Василий, я разочарован!
Котенок низко, угрожающе зарычал. Видимый кончик хвоста задергался, выражая всяческое недовольство.
Вот так оно всегда и бывает: Ваське хочется озорничать просто в силу возраста и нерастраченных сил, Василий Васильевич реагирует на это слишком остро — и коса находит на камень. Оба упрямцы, оба хитрецы, это уже видно, хотя настоящей разумности в Ваське пока нет. Вот сейчас он наверняка заметил, что отец уделяет этому приглашению слишком много внимания, решил поинтересоваться. Шеф, должно быть, слишком резко его отбрил, а Васька закусил удила…
По крайней мере, последние месяцы я частенько наблюдала, как конфликты отца и сына развиваются именно по этому сценарию.
Я вздохнула, присела на корточки и внимательно посмотрела на Ваську.
— Ну-ну, — сказала я. — Дорогой мой, что это еще за глупости? Ты же знаешь, что мы не играем с папиными документами.
При этом я старалась говорить мягким, но твердым тоном, чтобы котенок не подумал, будто его проступок особенно серьезен. В последнем случае Васька еще не тех глупостей мог натворить, пытаясь сбежать от наказания.
В ответ Васька только недовольно сверкнул синими очами.
— Ладно, — продолжила я, — в любом случае, хватит. Видишь, папа отвлекся от работы, уделил тебе внимание. Вечером еще придет сказку расскажет или книжку почитает. А пока нам нужно с делами закончить.
— Еще как приду, — пробормотал Василий Васильевич у меня за спиной. — Эти демарши показывают, что я недостаточно времени посвящаю его воспитанию!
На мой взгляд, шеф, наоборот, слишком усердствует. Я вот, скажем, никогда не хватаю Ваську за шкирку и не тащу его с собой, «наставлять о правильном образе жизни истинного генкота», а потому котенок сам ищет моей компании. С отцом же у него с самого начала сложились какие-то сложные отношения, когда Васька вроде бы и жаждет внимания Мурчалова-старшего, а вроде бы и требует самостоятельности…
Если верить всему, что я прочитала на этот счет, у человеческих детей подобный период наступает лет в двенадцать-тринадцать, но у генмодов в силу быстрого физического роста и гормонального развития все этапы развития сильно смещены. Если верить Марине, «подростковый бунт» котенка будет продолжаться лет до трех, зато потом нас ждут более-менее спокойные годы, когда Васька будет становиться все разумнее и вменяемее… в теории. Конечно же, большинство взрослых генмодов не более разумны и вменяемы, чем большинство взрослых людей, но на Ваську мы возлагали надежды. Все-таки гены Мурчалова.
Думая все это, я продолжала сидеть на корточках, вытянув руку в направлении Васьки. Я старалась вызвать в себе полную уверенность, что котенок вот сейчас отдаст мне карточку. Потому что если он почует слабину и попытается сбежать, мне придется выковыривать его с полки, доставая книги. А это чревато царапинами — больше случайными, потому что намеренно Васька меня ни разу не оцарапал, — обидами и последующими проблемами с поведением.