Ген свободы (СИ)

— Сударыне требуется помощь? — спросил один из них с легким юландским акцентом.

Я тут же вспомнила Лейфссона; но еще не хватало из-за одного преступника вздрагивать каждый раз, когда слышишь акцент!

— Да, пожалуйста, — ответила я с благодарностью.

Не то чтобы я не доверяла своей ловкости, но все же на руках у меня был шеф; и мне предстояло ступить на первую ступеньку лесенки, качающейся над многими метрами пустоты! Если вдруг закружится голова, лететь мне высоко и долго — костей потом не соберут.

Однако перила, несмотря на их легкость и ажурность, оказались очень прочными. Сходни совсем не шатались подо мной, высота не чувствовалось. К тому же, требовалось подняться всего на пять или шесть ступенек, прежде чем вокруг тебя оказывался корпус дирижабля, который сейчас мне казался надежным, словно скала в океане — даром что это всего лишь металлизированное полотно!

Но на третьей ступеньке я не удержалась и глянула вниз через перила, хотя говорила себе ни в коем случае этого не делать.

И… не испугалась. Да, высоко. Да, падать, в случае чего, будет долго и страшно. Но ведь и удара я точно не почувствую — превращусь в лепешку прежде, чем мой разум успеет распознать боль! Зато до чего красиво выглядели подо мной алые габаритные огни на третьей башне, словно бы покачивающиеся в сумерках над геометрически выверенной территорией всего промышленного комплекса!

Я бы задержалась на ступеньках подольше, но мне пришло в голову, что из самого дирижабля должен открываться вид еще лучше — там есть панорамные окна, если верить газетам! — да и на недовольство шефа напрашиваться не хотелось. Так что я быстро преодолела последние ступени, и мы оказались в таком роскошном коридоре, который я никак не ожидала увидеть на воздушном судне, где, если верить журналу, ради облегчения веса приходится экономить на всем подряд, на декоре в первую очередь!

Мне казалось, что обстановка внутри «Прогресса» будет самой что ни на есть утилитарной: повсюду тот же дюралюминий, минимум внутренних перегородок; может быть, будет виден сам каркас внутреннего баллона. Ничего подобного!

Прежде всего меня поразила обшивка стен: мягкое полированное дерево. Благодаря изящным светильникам, размещенным через равные промежутки, каждая панель словно светилась. Во-вторых, покрытие пола: оно было узорным, мозаичным! Не каменным, возможно, из новомодной пластмассы или из того же дюралюминия — через подошвы моих ботинок нельзя было распознать разницу. Но пол полностью покрывал причудливый узор из маленьких точек и выпуклостей побольше, они тоже поблескивали от светильников. Для чего так сделано? Должно быть, мыть это все — настоящий кошмар.

Из первого коридора мы попали в другой, гораздо шире. Здесь по правую руку я увидела широкие скошенные к полу окна, под которыми также подмигивала огоньками территория производственного центра. Но теперь, когда туша дирижабля не загораживала обзор, видно действительно было гораздо дальше — почти до самой Неперехожей! В сумерках трудно было сказать, но мне показалось, что я различаю блестящие воды реки на горизонте.

На противоположной стене висели темно-синие бархатные портьеры, скрывавшие дверные проемы. Из-за них слышался легкий гул непринужденной беседы, а за некоторыми шторами — раздернутыми и подвязанными шелковыми лентами — виднелся обширный обеденный зал, так же богато отделанный, с покрытыми скатертями столами и дорогой посудой.

В зале уже собирались гости: видимо, не только мы с шефом оказались достаточно любопытны, чтобы прийти вовремя, а не задерживаться на полчаса, как то диктуют правила хорошего тона!

Только я пожалела, что шеф наверняка не захочет задержаться подольше в панорамном коридоре, прежде чем идти в салон (или столовую), как увидела, что мы здесь оказались не одни. Смутно знакомый человек, одетый богато и по-деловому, как раз любовался панорамой Необходимска.

Он обернулся, и я узнала Никифора Терентьевича Орехова — молодого наследника Татьяны Афанасьевны, богатейшей предпринимательницы Необходимска. «Молодость», конечно, понятие относительное: господин Орехов был старше меня лет на десять или даже все пятнадцать и давно приходился своей матери почти равноправным партнером. Мы с ним уже сталкивались два раза: один раз он был свидетелем по делу об убийстве инженера Стряпухина, другой раз помог нам схватить Таинственного таксиста, одолжив свой личный аэромобиль — и выступив пилотом.

После этого он прислал мне в знак признания моих заслуг в этом деле роскошный букет цветов — среди зимы! Однако больше мы не виделись.

Заметив нас, Орехов просиял.

— Василий Васильевич! Анна Владимировна! Премного рад встрече.

— Аналогично, — мурлыкнул шеф. — Надо полагать, вы тоже получили приглашение на прием? «Ния хоризонтер» работают серьезно! Действительно собрали весь цвет Необходимска.

— О да, — кивнул Орехов. — Но в моем случае дело обстоит несколько иначе. Видите ли, я веду переговоры о покупке этого дирижабля… Точнее сказать, доли в перевозках.