Ген свободы (СИ)

Зато была клиентка — Ксения Мягколап, — которой следовало сообщить о результатах расследования. Правда, оставался деликатный вопрос, насколько мы имели право посвятить ее в проблему, которая приобрела общегородской размах.

— Она — лицо гражданское, в эти дела не посвященное, — сказал шеф. — Лучше сделать вид, что расследование затянулось, и пока ничего ей не сообщать. Если придется затянуть слишком сильно, верну ей деньги.

В ином случае я бы шефа, вероятно, послушала. В конце концов, у него, в отличие от меня, опыт. Он гораздо лучше представляет себе ситуацию. А я и так уже достаточно ошибок наделала в этом расследовании.

Но тут что-то во мне возмутилось.

Наверное, я вспомнила, как с Мягколап обращались служанки. Или как она стояла за воротами нашего садика, не решаясь войти или обратиться ко мне.

А что если она сомневается, правильно ли поступила, что пришла к нам со своими подозрениями? Что если сомневается в себе?

В конце концов, а что если она трясется от страха при мысли о том, что Вельяминов может принести в дом контрольные булавки?

С этими мыслями я отправилась в дом Вельяминовых, рассчитывая застать там Мягколап и поговорить с нею о предварительных результатах расследования. О, я не собиралась сообщать много — достаточно было сказать, что ее подозрения были оправданы, но что дело затрагивает вопросы общегородской безопасности, а поэтому в детали я посвящать ее не имею права…

Всю дорогу до дома я нервничала. Мне пришло в голову, что служанки уже знают меня как странствующую торговку, поэтому я захватила с собой еще дешевых книжек — сомневаюсь, что они что-то купят так скоро, но прийти без товара было бы еще страннее. Однако выйдет ли ко мне Мягколап и удастся ли поговорить с нею наедине?

Как оказалось, я могла не переживать: заднюю калитку дома никто не запирал, а знакомый голос служанки Лены раздавался из соседнего дворика: там она явно болтала со служанкой Викой, но видно их не было из-за вывешенного на просушку белья.

Я быстро прошла к черному входу, надеясь, что он также не заперт: в случае чего скажу, что не услышала разговор и надеялась разыскать служанку в кухне.

Если мне повезет, Мягколап как раз там и обнаружится: будет, например, угощаться из блюдечка с молоком!

Но кухня была пуста, ни следа нашей клиентки.

Приоткрытая дверь в столовую оказалась для меня настоящим искушением. Я понимала, что у меня нет лицензии частного сыщика, а даже если бы и была, при отсутствии четких свидетельств преступного намерения у домовладельцев то, что я проделываю, в любом суде расценили бы как незаконное проникновение. Но…

В общем, я прошла в столовую.

Она ничем не отличалась от обычных столовых в состоятельных домах, где мне приходилось бывать: красивая посуда в стеклянной горке, большой круглый стол, застеленный бело-голубой скатертью. Неожиданность оказалась только одна: я думала, что попаду в анфиладу комнат, каждая из которых следует за другой, но вместо этого оказалось, что в столовую выходят несколько дверей. Очевидно, изнутри дом Вельяминовых отличался от других подобных ему домов примерно того же времени строительства.

И из-за одной из дверей раздавались приглушенные голоса!

Ну скажите, кто мог бы устоять в такой ситуации?

Аккуратно, на цыпочках, я приблизилась.

Справедливости ради, те, кто переговаривались в соседней комнате, вовсе не были так уж неосторожны. Насколько я могла судить, дверь в нее была тяжелой, дубовой, и должна была бы надежно отсекать все звуки — если бы не мой слух, значительно более острый, чем у обычного человека. Кроме того, о том же самом свидетельствовали первые же расслышанные мною слова.

— Иван Андреевич, вы уверены, что на такие темы стоит говорить у вас дома?

Говорила молодая хорошо образованная женщина, и это «Иван Андреевич» она произнесла отнюдь не как младшая или нижестоящая.

— В доме никого нет. Жена с детьми ушли, служанку я отпустил, кошку запер в спальне. Подслушать нас некому. А у меня нет времени выбирать с вами место встречи по всему городу, если уж вам чем-то не нравится контора Ольги Валерьевны!

Голоса Вельяминова я раньше никогда не слышала, но он мне не понравился. Было слышно, что он привык говорить на публику, но слишком уж механически четко, рублено звучало каждое слово. Быть может, излишне поспешно, но я сразу подумала, что такой человек почти наверняка излишне жесток, холоден или даже имеет какой-то внутренний надлом, и что лучше с ним не сталкиваться.

А может быть, он просто заранее не нравился мне по рассказам нашей клиентки.

— В конторе слишком много лишних ушей, — заметила женщина. — Но это как раз то, о чем я хотела с вами поговорить. Ольга Валерьевна считает, что нам необходимо форсировать план.

— С какой это стати? Сроки были согласованы трижды!

— Вы допустили за собой слежку.

— Исключено.

— Напротив вашей школы видели ассистентку сыщика Мурчалова. Торчала там у всех на виду, ничуть не скрываясь, потом даже имела наглость войти и поговорить с вашей вахтершей. Несомненно, таким образом Пожарский показывает, что ему известно гораздо больше, чем мы думали.