Ген Тургенева

Зачем я лежу здесь, подобно снегу, а мне еще нет тридцати.

Ведь если время приказывает нам быть, то пространство приказывает идти!

Но я умираю, и снег накрывает белой меня простыней…

Я был поэтом, а не солдатом, я хотел вернуться домой.

Всегда мне казалось: надо мною витают ненаписанные стихи.

Но смерть говорит: ««Это были пули!». Шаги ее так легки».

С  Сергея сняли немецкую каску – зачем нам чужие грехи?

Он долгое время ходил как блаженный, затем сел за стол и начал писать стихи.

2009 г.

-----------------------------------------------

Иван Тургенев

Дрозд

Опять я лежу в постели... опять мне не спится. То же летнее раннее утро охватывает меня со всех сторон; и опять под окном моим поет черный дрозд – и в сердце горит та же рана.

Но не приносит мне облегчения песенка птицы – и не думаю я о моей ране. Меня терзают другие, бесчисленные, зияющие раны; из них багровыми потоками льется родная, дорогая кровь, льется бесполезно, бессмысленно, как дождевые воды с высоких крыш на грязь и мерзость улицы.

Тысячи моих братии, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братии, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми вождями.

Они гибнут без ропота; их губят без раскаяния; они о себе не жалеют; не жалеют о них и те неумелые вожди.

 Ни правых тут нет, ни виноватых: то молотилка треплет снопы колосьев, пустых ли, с зерном ли – покажет время.

 Что же значат мои раны? Что значат мои страданья? Я не смею даже плакать. Но голова горит и душа замирает – и я, как преступник, прячу голову в постылые подушки.

Горячие, тяжелые капли пробираются, скользят по моим щекам... скользят мне на губы... Что это? Слезы... или кровь?

   Август, 1877

--------------------------------------------

Юрий Михайлов

Симферополь, Украина

В госпитале

Такое впечатленье, что в палате

Контуженный лежит Лаокоон,

Который для удобства расчленён

И бережно разложен по кроватям.

Их даже не хватило, ибо стон

Стоит и в коридоре, где бинтом

Бинтуют поступившую часть рати,

На мине подорвавшуюся днём,

Ещё и угощённую огнём,

В ловушку угодившую, и, кстати,

Чтоб не сказать чего не для печати,

Оттуда и отползшую потом,

Кто в поте ледяном, а кто костром,

Забредившую здесь в бинтах и вате.

В них каждому теперь лежать пластом,

Боль чувствуя то в рукаве пустом,

То выше, возведённою в квадрате,

Поддержанную огненным нутром

И кратером его – вчерашним ртом,

Не всуе поминавшим богоматерь.

2009 г.

Гамбург

Мы Гитлера разбили, негодяя.

                    Е. Винокуров

По сумрачному Гамбургу гуляя,

Зерцала всех его бессчётных вод

Сверхлюбопытным взором озирая

От края и до края и не зная

Названий их, я брёл как антипод

Себе же самому, тем достигая

В познании невиданных высот.

Потом под сенью ратуши огромной

Я бронзового Гейне созерцал.

Своей фигурой вогнутой бездомным

Он мнился мне на площади содомной

И букву «s» весьма напоминал,

Чтоб SOS сказать. Рукою вероломной

Никак его сам Мёбиус ваял.

Что я ещё запомнил? Из бетона

Перед дворцом юстиции стену,

Скорее подходящую для зоны,

Чем для дворца. Она была клеймённой

Всё ещё теми датами, в вину

Вменявшими затворникам Альтоны*

Позор, разруху, голод и войну.

--------------------

* персонажи одноимённой пьесы Сартра.

Альтона – район Гамбурга.

2007 г.

-----------------------------------------------------

Герман Виноградов

ДООС – огнезавр

Из «Книги лекарчеств и снадобий

доктора Добронюхова Гуталина Петровича»

Шар-пень молос(к)осый (зажабра сребролисая).

На ползолотника зажабры на глаз присовокупляем мелочь толчёную, а то и вовсе бестолочь корня собачего василька и четырть фунта собачей петрушки. Настаивать до первых петухов в жбане из дамаской стали. Пенки обильно намазывать на язык и глазное дно. Осадки и хорчки сховать в шкатуль, перевязав стеблем собачей земляники.

(Для пробуждения кундалини).

Забуряк поганый (Мочало гнутое).

Заготавливать на выселках, избегая всего, что движется. Лучше зимой, чем после работы. Подробности в отдельной книге «Забуряк поганый – настоящее или будущее?» Немножко помогает в ночное время. Неплохо усваивается.

Лисячие хаморки двуцыцые.

Хавают как послабительное лекарчество при жиродохлости и застарелой лисабеглости. Детишкам делают пожиже, размазывают жыжыцу по хребтине и грудям. Засохшие корочки сдирают с кожей, перетирают в ступке до запёклости и полученной жижцой пичкают детишек через нос и ушки.

Мологадо карболовое.

Препарат в общем-то заграничный и скорее всего вредный. Потому, ежели врач предложит, то лучше незаметненько притоптать его в укромном уголке, а сверьху чего навалить (бумажек, там, бутылок пустых), чтобы никто ничаво не понял.

Примадохиус сусековый.

До еды – жбан на рыло, а после еды – четырть на нос.

И так до первых петухов.