ГенАцид

Бузунько уже представил приезд комиссии в Большие Ущеры, где на улицах полыхают баррикады, маршируют демонстранты и вообще ведутся военные действия. «Ценники» против «отрывков», «отрывки» против «простофиль», «простофили» против «сиропщиков». И это за несколько дней до экзамена! «Головой отвечаешь, если что», – вспомнил он слова Митрохина, и его передернуло. «Лучше б они все запили к чертовой матери!» – с досадой подумал Бузунько.

– Значит, так, – встал он с табуретки и надел фуражку. – Никакого беспредела я в Больших Ущерах не допущу. Я это и Степану с Галиной сказал, и вам говорю. Я лично буду следить за порядком на наших улицах. И если замечу, что хоть один из вас косо посмотрит на другого, будь он лириком, физиком или биохимиком, я приму самые жесткие меры. Вплоть до административной, а затем и уголовной ответственности.

Затем Бузунько прошел к двери и, прежде чем выйти в прихожую, обернулся и презрительно качнул головой:

– Эх, вы! Президент вам самое ценное доверил – культурное наследие России! Единую национальную идею подарил! А вы, как дети малые, только и знаете, что друг другу морды бить.

– Ну так мы это. – начал было оправдываться Беда.

– Да пошли вы! – кинул в сердцах майор и вышел, хлопнув дверью.

Но это было вчера. Сегодня надо было уже что-то делать.

– Сержант!

Черепицын, чертыхаясь про себя, покорно возник в дверях.

– Слушай сюда. Давай-ка на послезавтра организуем предварительный экзамен. Это у нас какое число будет?

– 30-е, товарищ майор.

– Гммм... поздновато, – почесал затылок Бузунько, – А что делать? К завтрашнему нам никак не успеть. Ладно.

Дуй на почту и скажи, чтоб они там подготовили извещения для сбора в клубе. И быстро! Одна нога здесь, другая там. Надо как-то народ мобилизовывать, а то совсем распоясались.

– Слушаюсь, товарищ майор. Только это...

– Ну что еще?

– По форме что там писать-то?

– Что? Где? В извещениях, что ли?! У тебя есть своя голова на плечах?!

– Не могу знать, – ушел по привычке в глухую защиту Черепицын.

– Во-во, коли была бы, так знал бы. Ну мне что тебе, все на тарелочке выкладывать? Может, мне еще за тебя в рот положить и разжевать?

Сержант решил не лезть на рожон, тем более что ему еще со школы не нравилось выражение про «разжевывание». Когда учительница говорила ему подобное, он всегда с содроганием представлял, как она за него разжевывает еду, а потом выплевывает ее на тарелку, а он должен есть эту тошнотворную массу.

– Значит, пишем... эээ... прямым текстом про предварительный экзамен?

– Ну да, да, да!

– Слушаюсь, товарищ майор!

– Ты еще здесь? – хмуро полюбопытствовал Бузунько. – И не вздумай отвечать «не могу знать». Марш на почту! И вертайся быстрей, вишь, как все навалилось разом.

Через полчаса Черепицын уже сидел с Катькой на почте и пил водку, запивая ее обжигающим чаем.

– Как он там? – спросил участковый, кивнув на округлившийся Катькин живот, и опрокинул 50 грамм водки.

– С чего это ты взял, что это он? Может, она? – презрительно хмыкнула Катька.

– Ну она, – равнодушно пожал плечами Черепицын и, передернувшись от водки, отхлебнул из стакана горячей светло-коричневой жидкости.

«Пожимает плечами так же равнодушно, как Митя», – подумала с горечью Катька.

– Растет, – ответила она и вздохнула. – Дерется иногда.

– Это как? – удивился Черепицын, сплевывая прилипшие к языку чаинки.

– Ну что ты как болван? Ножками, ручками толкается. Вот как.

– А-а. А Митька что?

– А что Митька? Ему что я есть, что меня нет.

– Не хочет, значит, жениться.

– Значит, не хочет.

– М-да, – философски протянул Черепицын и снова налил себе водки. – Не хочешь немного? – предложил он Катьке водку.

– Да нет, – отмахнулась та.

– Ладно, – вздохнул сержант и снова опрокинул в себя 50 грамм. Перед каждой порцией он не выдыхал, как обычно делают пьющие, а тихо вздыхал, словно не водку пил, а нес на себе невидимый миру крест. – Ну, я тогда пойду, что ли? Мне еще надо кой-какие дела делать.

– Иди, что ли, – глядя куда-то вдаль, задумчиво откликнулась Катька.

Сержант нахлобучил фуражку, вытер рукавом губы и, положив бутылку водки в карман, пошел к двери.

– Насчет текста ты поняла. В семь сбор в клубе, экзамен, ну, в общем, напишешь что-нибудь. За чай спасибо.

Как только сержант вышел, вся задумчивость слетела с Катьки в один миг. Она вскочила и метнулась к лотку, где лежала пришедшая корреспонденция. Дело было в том, что среди сегодняшней почты она обнаружила письмо, адресованное Мите. Это ее до такой степени заинтриговало, что она решила непременно вскрыть и прочитать его. Для этого она поставила чайник и уже приготовилась подставить письмо под влажную струю пара из носика, как в дверях возник Черепицын с очередным приказом от Бузунько. Пока он сбивчиво объяснял суть дела, Катька косилась на лоток с письмами и ждала, когда сержант наконец уйдет. Но Черепицын, не заметив встревоженного вид хозяйки, зато заметив закипевший чайник, в своей обычной нечуткой манере присел за стол и попросил угостить его «чайковским».