стиль одежды) — все это действует, чтобы разделить инсайдеров и аутсайдеров, поддерживая
таким образом тендерные различия»16.
Растворенные в гендеризованных организационных структурах, подвергаясь воздействию
гендеризованных организационных процессов и оцениваясь по гендеризованным критериям,
различия между женщинами и мужчинами кажутся в итоге различиями исключительно между
гендерно сформированными индивидами. Когда тендерные границы кажутся проницаемыми,
то другая динамика и процессы воспроизводят тендерный порядок. Если женщина не отвечает
таким критериям или, точнее, если эти критерии не соответствуют специфическим женским
потребностям, тендер сегрегирует рабочую силу и заработную плату, найм и разницу в
карьерных перспективах, представляя эту сегрегацию как «естественные» результаты уже
существующих различий между женщинами и мужчинами. Именно таким путем неравенство
между женщинами и мужчинами легитимируется и воспроизводится.
(Нужно, конечно, отметить, что с помощью аналогичных процессов воспроизводятся и
легитимируются «различия» между рабочим классом и квалифицированными специалистами,
между белыми и цветными, между гетеросексуалами и гомосексуалами, т.е. все неравенства,
основанные на классе, расе или сексуальности. Тендер, видимый в этих организационных
процессах, не должен лишить нас возможности замечать сложные взаимодействия с другими
моделями различия и принципами неравенства. Так же как мужская модель является
нерефлексируемой нормой, модель белого, гетеросексуального мужчины среднего класса
становится такой же нормой, относительно которой оцениваются опыт и практики других
людей.)
Идея гендерно нейтральных организаций, таким образом, становится средством
воспроизводства тендерного порядка. «Теория и практика тендерной нейтральности, — пишет
Аккер, — скрывают или затеняют основные тендерные структуры и поддерживают их
воспроизводство даже в случае политики, направленной на уменьшение тендерного
неравенства»17. Организации отражают и продуцируют тендерные различия; гендеризованные
институты также воспроизводят тендерный порядок, в котором мужчины являются
привилегированными по отношению к женщинам, а белые гетеросексуальные мужчины
среднего класса привилегированными по отношению к другим мужчинам.
166
Как мы «делаем гецдер»
Остается еще один элемент в социологическом объяснении тендера. Согласно теории половых
ролей, мы приобретаем тендерную идентичность в процессе нашей социализации и в ре-
зультате оказываемся социализированными так, чтобы вести себя мужественно или
женственно. Таким образом, общество отвечает за то, чтобы мужчины действовали по-
мужски, а женщины по-женски. Наша идентичность фиксирована, постоянна и является
неотъемлемой частью нашей личности. Мы уже не можем перестать быть мужчинами или
женщинами, как не можем перестать быть людьми.
Важный вклад в социально-конструкцией и стс кий подход внесли социологи Кэндис Уэст и
Дон Зиммерман, которые утверждают, что тендер является не столько компонентом некой
статической идентичности, проявляющейся в наших взаимодействиях с другими людьми,
сколько продуктом этих взаимодействий. Для них «тендер человека — не просто аспект его
„самости", а в гораздо большей степени нечто, постоянно
взаимодействии с другими». Мы постоянно «делаем» тендер, выполняя действия и выказывая
предписанные нам черты характера и пове-
1 Я
дения .
Если идентичность определенной половой роли является врожденной, то, в чем именно эта
врожденность, спрашивают Зиммерман и Уэст. По каким критериям мы с самого начала
сортируем людей, приписывая им определенные половые роли? Как правило, ответ
возвращает нас к биологии, точнее, к первичным половым признакам, по которым, как
считается, и определяется тендер каждого из нас. Пропиленный биологический пол —
внешние гениталии — станодо-гся социализированной тендерной ролью. Человек с мужскими
гениталиями подпадает под одну классификацию; человек с женскими гениталиями
классифицируется иначе. Эти два пола становятся различными тендерами, которым, как
подразумевается, соответствуют и различные типы личности и требуются различные
институциональные и социальные установления, отвечающие их «естественным», а теперь
уже и социально востребованным различиям.
Во всем этом по большому счету мы находим немало здравого смысла. Мы видим первичные
половые признаки (при рождении), и именно они имеют намного более решающее значение,
чем вторичные половые признаки (те, которые
167
развиваются при наступлении половой зрелости), для определения тендерной роли. Но как мы
узнаем, кто есть кто? Когда мы видим человека на улице, мы наблюдаем именно его или ее
наши представления о поведении, одежде, движениях, разговорах — сигналы, по которым мы
понимаем, кто перед нами — мужчина или женщина. Странным был бы мир, не правда ли, в
котором приходилось бы просить посмотреть на гениталии человека, чтобы удостовериться,
что он или она — именно то, чем кажется!