Читаем Генеалогия эксцентриков: от Матабэя до Куниёси полностью

Токива Годзэн, мать Усиваки, сверх меры обеспокоена тем, куда пропал ее сын, который в тайне от матери направился в северо-восточные земли Осю в погоне за родом Тайра. Вместе со служанкой она отправляется в путь вслед за ним. Но на постоялом дворе Яманака в провинции Мино (современная префектура Гифу) она заболевает. Шестеро разбойников, находившихся на постоялом дворе, замышляют заполучить вещи Токива. Они врываются к ней глубокой ночью, срывают одежды с нее и с ее служанки и в довершение всего убивают обеих. На следующий день Усивака, волнуясь за мать, один возвращается в столицу. По пути он останавливается на постоялом дворе Яманака – по случайному совпадению том самом, где была убита Токива. Во сне ему является мать и требует отмщения. Потрясенный увиденным во сне, он просыпается, узнает от хозяина подробности случившегося и клянется совершить возмездие. Он выдает себя за владетельного князя даймё, остановившегося на постоялом дворе, заманивает разбойников в ловушку и, проявив при этом недюжинную силу, убивает их всех до единого. Останки убитых он относит к реке и бросает в воду. Затем Усивака возвращается в восточные земли, где собирает большое войско. На обратном пути в столицу он заезжает на постоялый двор Яманака и совершает заупокойную службу на могиле матери.

На паре складных ширм «Столица и ее окрестности» из коллекции Национального музея Токио, которая изображает панораму Киото[8] начала годов Гэнна (1616–1617), можно видеть, как на театральных подмостках квартала Сидзё-гавара идет пьеса – как раз та самая, «Токива в Яманака», – в исполнении кукольного театра аяцури дзёрури[9]. По всей видимости, для создания пояснений котобагаки к иллюстрациям на рассматриваемых свитках были в точности использованы тексты пьес для кукольного театра того времени. Иными словами, осуществлена эмакизация, или адаптация, пьес кукольного театра, превращение их в форму иллюстрированных свитков.



Все пьесы для кукольного театра, включая «Токива в Яманака», которые ставились на сцене начиная с периода Кэйтё (1596–1615) по Гэнна и Канъэй, носят общее название кодзёрури – старинные дзёрури. В характере текстов этих пьес ощущается сильный оттенок сказочности и описательности, которые они в точности переняли из рассказов отогидзоси периода Муромати, при этом в них почти отсутствует ощущение реальности. Пьесу «Токива в Яманака» можно отнести к этому жанру. Однако, несмотря на использование текста в качестве подписей к иллюстрациям из пьесы, сами двенадцать красочных свитков исполнены ярости и динамичности настолько, что их даже условно нельзя отнести к жанру отоги-дзоси.

Особенностью свитков «Токива в Яманака» является в первую очередь цвет. В изображении людей и построек использованы ультрамарин, ярь-медянка (патина или какой-то иной аналогичный иссиня-зелёный пигмент), красно-пурпурный кармин, оранжевая киноварь, жёлтая охра и другие основные пигменты. Эту яркую цветовую гамму дополняют детальные узоры из «золотых» и «серебряных брызг»[10], тем самым создавая яркий декоративный эффект. Такое чрезмерное украшательство связано в том числе со специфическим характером выразительности. Люди, постройки и деревья в основном изображены крупными и мощными мазками. Особенно впечатляет своеобразное изображение лиц, рук, ног и поз людей. Весьма вольная небрежность и вульгарность, в принципе присущие жанровым картинам фудзоку-га («картины нравов и обычаев») того времени, обнаруживаются во всех свитках рассматриваемого произведения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука