Генерал

Генерал вышел наружу. Часовой сказал, что командный пункт обстреливает противник, и словно в подтверждение этого просвистел и тяжело грохнул недалеко от них еще один снаряд, а потом они стали рваться чаще, и все ближе, а когда стихли звуки разрывов, на горизонте показались немецкие танки — это они обстреливали командный пункт. В распоряжении Черепанова находился дивизион гвардейских минометов, и генерал приказал ему вступить в бой с танками. «Катюши», надежно замаскированные, вышли из своих укрытий и обрушили свой огонь на танки, окружавшие командный пункт. Они били по врагу на предельно малой дистанции; от рева и воя закладывало уши, все вокруг пылало и тонуло в дыму, а когда дым рассеялся, оказалось, что, оставив на поле боя три горящих танка, немцы повернули вспять. «Катюши» той порой уже успели сменить позицию и снова изготовились к стрельбе.

Первые два офицера, посланные командиром соединения для установления связи с частями, вернулись очень скоро, ни с чем. Офицер разведки не возвращался долго, и можно было подумать, что с ним что-то случилось. Однако вскоре после полудня он вернулся. Он принес нерадостную весть: командный пункт и штаб отрезаны от частей, все дороги перекрыты, взяты под обстрел, пробраться ни в одну из частей он не мог, но от пехотинцев узнал кое-что и, сопоставив их сведения и рассказы, сделал вывод, что бригады и части корпуса повсеместно отходят к Верхне-Кумскому.

Правофланговая механизированная бригада, полк Асланова и стрелковый полк, которым командовал малознакомый генералу грузин, очень толковый и деловитый подполковник, отрезаны, к ним вообще не пробиться; успевшие отойти об их судьбе говорят разное… Самое грустное офицер приберег напоследок: «Пехотинцы говорят, что утром погиб какой-то, танкист, командир полка. Скорее всего Асланов».

2

— Лейтенант, мы окружены.

— Ты что, Тетерин, бредишь?

— Хорошо, если бы это был сон! Но это явь: мы окружены. Дороги перерезаны. Всюду нарываемся на огонь противника. Похоже, мы скоро окажемся в положении Паулюса.

— С чего ты взял? — Гасанзаде схватил за локти взволнованного Тетерина. — Кто сказал, что окружены?

— Я сам вижу, — спокойно ответил Тетерин. — И пехотинцы подтверждают.

— Паникеры какие-нибудь.

— Нет, не паникеры. Командир стрелковой роты очень обеспокоен.

— Наши ребята знают?

— Нет.

— Пусть не знают пока.

Гасанзаде связался с командиром полка. И Асланов, ничего не скрывая, подтвердил: да, Верхне-Кумский окружен, и кольцо окружения стягивается.

— Ты был прав, Анатолий.

— А командир полка не дал никаких указаний? Что делать? Ведь нельзя же сидеть сложа руки!

— Командир полка сказал, что надо сохранять хладнокровие. Готовиться к бою.

Лейтенант вызвал старшину, заменявшего раненого парторга роты:

— Воропанов, мы в окружении, знаешь?

Воропанов вскинул на ротного уставшие глаза.

— В окружении? Ничего себе, подарочек… Только что стали гвардейцами, и уже попали в окружение!

— Вот сейчас самое время оправдать звание гвардейцев. Слушай, старшина. Судя по всему, окружен не только полк. Так что веселее будет отбиваться. Собери-ка коммунистов. Придет командир полка, разъяснит положение.

К обеду вдруг стали возвращаться отправленные в тыл раненые. «Что это с ними? — думал Шариф. — Голову потеряли, что ли? Обливаясь кровью, идут на передовую!»

На лицах раненых — усталость и тревога. Шариф остановил одного пехотинца с перебинтованной рукой.

— Братец, что это такое, а? Объясни мне, что происходит? Зачем возвращаетесь? Вас же отправили в тыл!

Пехотинец покосился на Шарифа.

— Ты что, с луны свалился? А еще танкист вроде! Не знаешь, что творится вокруг? Немцы сунули-таки нас в мешок. Какой теперь тыл? Теперь на все четыре стороны передовая.

И хотел было уйти, но Шариф ухватил его за здоровую руку.

— Постой, дорогой, объясни, в чем дело? Куда делся тыл, почему кругом передовая?

— Ну и балда! Почему, почему… Потому, что мы в окружении, неужели не понимаешь?

«Окружены», — прошептал Шариф и хотел еще о чем-то спросить, но пехотинец пошел прочь не оглядываясь.

Шариф был потрясен. Окружение. Это значит — либо непременно убьют, либо…

Он вдруг вспомнил о коране, зашитом в кожаный;: мешочек и висящем у него на груди. Коран дала ему мать, провожая на фронт. Сказала: «Сынок, поручаю тебя творцу корана. С его помощью ты останешься жив и здоров, и вернешься с войны, и мы зарежем у твоих ног жертвенного барана». О коране Шариф не вспомнил еще ни разу — ни когда воровал, ни когда пил, ни когда покушался на чужую жену…

Теперь вспомнил. Расстегнул ворот гимнастерки, достал засаленную книжечку, трижды украдкой поцеловал ее, приложил к глазам.

— О аллах, в этот трудный час на тебя уповаю, помоги! Согласись, если хочешь, на смерть нашу, но не дай попасть в плен!

Плена Шариф боялся больше смерти. Положив руку на грудь, он ходил вокруг танка, утешал самого себя: «Аллах справедлив и милостив, он не оставит своих рабов в беде, спасет нас».