Генерал-адъютант его величества (СИ)

Витгенштейн, довольный, конечно же, оспорил некоторые предположения, но оба гостя понимали, что они уже здесь только мешали. Они побывали здесь своего рода толкателем, фельдмаршал решился на наступление, а больше они не видели своей особой роли. А вот в Санкт-Петербурге они были нужны, особенно Макурин. Простой народ, перестав видеть святого на проповедях, заволновался. И проблема не только в том, что его могли куда-то отправить, скажем в ссылку, в конце концов, это дело государя, но проповеди позволили пресечь всякие болезни, которых в XIX веке было множество. И как бы народ не вздумал идти к Зимнему дворцу с массовой просьбой вернуть святого. Ведь это, какой бы она не была мирной, походило на бунт и император будет вынужден отправить войска, в первую очередь гвардию. А она шутить не любит, и, скорее всего, прольется кровь.

Макурин, вспомнив кровавое воскресение при его правнуке Николае II, только кивнул, в слух же сказал, что они в любом случае должны в пределах месяца уехать.

Кофе со сгущенном молоком и пирожными они уже пили в деловой обстановке. Все было сказано, все действия приняты, оставалось только не свернуть от выбранного курса.

Назавтра они уже выехали в свите Главнокомандующего. Андрей Георгиевич не очень-то знал подробностей об этой малоизвестной в его реальности войны и, тем более, с местными нововведениями в этом мире, но полагал, что опасаться нечего. Уже кавалерийские стычки показали, что моральный дух турок низок, так же как и плохо их оружие и военная стратегия. Не известно, чем думал нынешний султан, бросая свои не очень-то эффективные войска, но очень даже вероятно, что они будут легко разбиты. Блистательная эпоха Турции уже оказалась позади и турецкие паши должны об этом знать. Или им скоро это напомнят.

Макурин не ошибся. Полевые сражения для турок были очень трудны. Их удар на Прут окончился даже не крупным сражением, а мелкими стычками, в ходе которых мусульмане вначале были остановлены, потом слегка подвинуты, а уже потом они стремительно побежали.

Последний этап, кстати, цесаревич Александр и Андрей Георгиевич уже не видели. Как только стало понятно, что турецкий натиск остановлен, а Главнокомандующий твердо держит армию в руках, они поехали в столицу. Ибо война — войной, а государственная политика в основном идет в Санкт-Петербурге. А обстановка там на этот раз очень даже накалена. Не так, конечно, как в начале ХХ века при Николае II, но тем не менее.

Опять с трудом вязли в грязи по Валахии с тем же размером полуэскадрону, но с другими войсками, потом проехали через Киев, побывали там и даже кое-что покупали и, вот она дорожная цивилизация. И тут надо сказать, не только государственные дороги с непременными трактирами и запасными лошадьми им благоприятствовали. Работала уже отдельная линия снабжения кампании Макурина, которая единолично была причислена к государственной. Андрей Георгиевич не возражал. Это был такой момент, когда, что бы не делалось, все к лучшему. Он ведь и сам был государевым человеком, хоть и высокопоставленным, пусть даже в чем-то над государством, но все равно с ним тесно связанным.

Нельзя сказать, что не без приключений, но обратно приехали гораздо легче. И надо сказать думы у обоих были уже в столице. Цесаревич Александр беспокоился об отце и матери, о сестрах и маленьких братьев, а Макурин не менее страстно беспокоился о жене Настеньке, которая как раз в эти дни должна была рожать. Как она там, милая. Первая беременность трудна на всех этапах, только зачатие может доставаться с удовольствием, а так все через боли и страдания.

Но проехали. Было уже лето, благословенная и трудная пора для всей природы и, конечно же для человека. Хорошо же ехать в летнюю июньскую пору, когда еще не тепло, но не жарко, а дороги сухи, но не излишне пыльны.

Ах, хороши дороги, да дома все же лучше, особенно, когда он богатый и обильный, а жена красивая и негневливая… может быть…

Но для начала дела. Приехали в Зимний дворец, для цесаревич одновременно и в дом родной, а Макурину, прежде всего, работа. Хотя для обоих будет для начала отчет у императора.

Августейший монарх был им рад, что виделось и по негневному взгляду, и по желанию услышать отчет о поездке, отложив текущие дела, которых, как всегда, оставалось во множестве.

Цесаревича он слушал в первую очередь. И не только потому, что он был важнее, но и потому, что здесь ничего не было сложного. Выслушал, задал несколько незначащих вопросов и отправил к матери Александре Федоровне, которая ждет не дождется своего старшего сына.

А уже потом пожелал подробно услышать от своего действительного тайного советника и, по совместительству, святого, отчет о его поездке. Ведь так или иначе, но оба понимали, что это была поездка министра и святого Андрея Георгиевича под прикрытием цесаревича Александра, а не совсем наоборот, как думали все поданные. Ибо он хотя и был цесаревич и наследник, но все же оставался молодым человеком, пока неопытным и не очень умным.