Генерал-адъютант его величества (СИ)

— Оставьте его в своей постели, — Макурин был уже в плену церковных таинств и не заметил, что говорил властно, сильно, как святой и министр, в обоих случаях закрытый неимоверной властью и полномочиями.

Служители, однако, это сразу поняли и без спора отошли. Благо, нарушение произошло небольшое и не столь важное. Властный гость, судя по одежде, церковнослужитель, хотя и одетый не совсем по православному канону, но ведь и умерший еще вопрос, православный ли?

А Андрей Георгиевич, едва подождав, пока они оставят тело в покое, начал молиться, обращаясь и к Господу Богу, и к архангелам и к херувимам, и к почтенным апостолам, прося всех их помочь оживить молодого человека, пострадавшего за правое дело. Звали его, оказывается, Алексей Берг, и был он протестант, но кому какое дело? Ведь пострадал за Бога и русского государя, и значит, имел право на помощь.

И ему помогли, Макурин даже не мог понять кто, но некое небесное существо, яркое красивое, оказалось в палате буквально на миг и потом исчезло, оставив после себя теплое почтение к жизни.

Люди только еще начали понимать, что здесь произошло, молясь и крестясь, кто физически мог, как умерший ожил и теперь воскрес, как второй Лазарь.

Попаданец, близко стоявший к Бергу, хорошо видел, как вначале кожа на лице приобрела живой вид, потом открылись глаза, и Алексей хрипло произнес:

— Пить!

Поскольку в руках у него ничего не было, Макурин обернулся к служителям за необходимой помощью. Пожилой из них, правильно догадавшийся, поспешил за стаканом и небольшим сосудом с водой, стоявшим над одном из подоконников.

Андрей Георгиевич, ругая себя за недогадливость, перекрестил стакан с водой и, за одним, служителя. Из-за этого вода заискрилась, словно на ярком солнце, а служитель покраснел. Ему явно стало душевно хорошо. Впрочем, святой уже не обращал внимания. Он быстренько взял стакан и преподнес его ко рту умерш… больного, подняв голову.

Берг жадно пил, словно не пил уже много дней. Хотя Макурин его не винил. По крайней мере, душа его оказалась за много верст отсюда, оторвавшись от тела. А само тело смогло не только умереть, но и ожить.

Напившись, корнет попытался получить и информацию:

— Что со мной было?

Экий ты, — подивился Макурин, — будто мы знаем? Внешне ты умер, а внутренне знает только лишь Бог. Даже наука XXI века не может полностью ответить. Да и вопрос, правильно ли она интерпретирует идущие процессы.

Не желая ставить себя в неловкое положение, ибо точно ответа не стал, а предполагать не хотел, попаданец лишь мягко улыбнулся и поднял стакан, — мол, хочешь еще? В ней было еще наполовину жидкости, явно не всю жажду поглотил.

Берг с благодарностью согласился и припал к стакану, как живительной влаге. Пожилой служитель в это время не нашел ничего лучшего, как сказать откровенность в ответ на вопрос:

— Вы умерли, а потом вот его преподобие вас оживил и вы опять живой и в полном здравии.

Алексей Берг от неожиданности от такой новости звучно поперхнулся, пролив воду на лицо и на подушку.

Макурин поднял стакан в воздух, посмотрел на него. Жидкости в нем почти не осталось.

— Эдакий вы, — пожурил он ласково, — помогите теперь молодому человеку убрать воду с лица. Как вас, кстати, зовут — величают?

— Сергий прозвали родители, ваше преподобие, — голос был теплый, но звучный, Макурин и сам бы от него не отказался.

Сергий же начал хлопотать, не только вытерев воду с лица простынкой, но и осторожно заменив сырую подушку на запасную.

— Господа! — озвучил меж тем предложение Макурин, — поскольку нужды в вас больше нет, то вы можете идти.

Он был человек немаленький, как в должности, так и в классе, но все-таки госпитальные служители могли бы осмелиться, и осторожно отказаться. Ведь не их же начальник и нечего тут командовать!

Но служители, которые служили, вообще-то, в госпитальном морге, ничуть не удивились приказу благородного гостя. Поклонились и вышли в коридор. А уж там вдалеке прозвучало:

— А прямо на наших глазах произошло чудо чудодейственное — преподобный оживил мертвого человека!

Вот ведь озорник! — покачал головой Макурин, — высечь бы его за грубость, дабы и ему, и другим не было наглости так смелеть.

Но голос был такой веселый и наивный, проникнутый такой беззаветной веры в Бога, что он лишь коротко улыбнулся. Улыбнулись и все окружающие, даже Берг. А Сергий, покачал головой, сказал, подавив улыбку:

— Это Костянтин, бедовая голова. Тело такое наел, орясина, а вот с головой до сих по не дружит.

— Пусть его, — решил Макурин, — пускай идет с Богом, нам не мешает.

Ну коли святой так решил, а то, что он святой, никто уже не сомневался, то и остальным не повадно. Они лишь еще раз улыбнулись, теперь уже облегченно за этого дурака, который ни за что, не про что едва не попал под воинское наказание. Это ведь Бог может быть всепросляющий, а человек нет, даже священнослужитель.