Генерал-адмирал. На переломе веков

Я тогда с какого-то бодуна попытался экстраполировать это на более поздние времена. Времена, когда «вольно дышит человек». И оторопел от сюрреалистичности полученной картины. Вот представьте… Зима 1938 года, условным третьим замоскворецким РОНКВД блестяще вскрыта монархическая РОВСовская шпионско-диверсионная организация из «бывших». Монархистов-контрреволюционеров (мужчин) этапом привозят в СевВостЛаг. Для пущего художественного эффекта предположим, что это вполне реальная контра, которая повязана лично с капитаном Фоссом из Болгарии. То есть люди монархических и реакционных убеждений, чтящие династию и белогвардейщину из принципа, а не невинно осужденные. Вполне такая себе враждебная советскому режиму контра. Так вот, проходит слух, что через пару дней привозят ЧСИР[49] (опять же ради художественного эффекта допустим реальность подобной ситуации при всех факторах «против»), в том числе жен этих самых коварных монархистов-ровсовцев. И смелый монархист Воронцев идет к начальнику ЛагОтделения полковнику Семушкину, который сидит у себя в будке, и просит: «А можно мы отдекорируем деревья ЛагОтделения в соответствии с нашими политическими убеждениями? Девушкам будет приятно». — «Да конечно, о чем речь, поганый монархист-бывший! — говорит Семушкин. — Ткань достаньте, а так — пожалуйста». Монархист возвращается и совместно с собратьями по диверсионно-шпионской организации шьет имперский триколор и пару полотен с надписями примерно такого содержания: «Монархия — наше всё!», «Слава Романовым!», ну или что-то в таком духе.

Приезжают девушки-ЧСИР (не террористки, а всего лишь жены и дочери членов организации), и все ВОХР НКВД в красивых синих фуражках с красными лычками, выстраиваются перед их поездом, полковник Семушкин подбегает к «политикам», нервным голосом интересуется, как же ему лучше встретить девушек, получает авторитетную рекомендацию надеть ордена. И вот весь конвой и заключенные во главе с самим начальником ЛагОтделения полковником внутренних войск Семушкиным, у которого вся грудь в орденах, встречают этап. Выходят девушки-ЧСИР, блестят штыки на мосинках энкавэдэшников. И хор встречающих мужчин-монархистов вдруг грянул «Боже, Царя храни». Тут над СевВостЛагом восходит солнце…

Ой, что-то врали нам про кровавый царский режим.[50] Недаром все эти прошедшие царские тюрьмы и каторги пламенные революционеры, попав в советские застенки, ломались практически мгновенно и начинали писать все, что требовали от них всякие там ежовские следователи, и делать публичные признания, до судорог боясь даже на публике хоть как-то ошибиться. И этих людей я в школе почитал как мужественных и пламенных борцов…

Так вот, как я уже говорил, вновь принятый закон был чрезвычайно суровым для этого времени. Вот в 1930-х он бы смотрелся вполне себе в тему… Хотя нет, и тут было небольшое отличие: закон имел возможность вступить в силу только в случае, если страна вела войну либо если в ней по каким-то причинам было объявлено чрезвычайное положение. В обычное время он не действовал. Так вот, согласно этому закону все члены организаций, считающихся террористическими, объявлялись вне закона, «ибо, присвоив себе право казнить людей, не признанных через исполнение установленных законом юридических процедур ни преступниками, ни правонарушителями, они сами вывели себя за пределы закона». Было введено внесудебное преследование оных. Лица, которые при задержании членов террористических организаций оказывались виновными в их ранении или даже смерти, не несли за это никакой юридической ответственности. Причем как сотрудники полиции, так и гражданские. Хотя, естественно, для освобождения от ответственности необходимо было доказать факт принадлежности убитого к террористической организации. И последнее: право на юридическую защиту у членов террористических организаций появлялось только в случае их добровольной отдачи себя в руки полиции, при котором они могли потребовать и получить судопроизводство их дела обычным путем. Так что у полиции, во-первых, оказались развязаны руки; во-вторых, появилось куда больше добровольных помощников, и в-третьих, сразу же после первых погромов многие члены различных подпольных революционных организаций кинулись в полицейские участки, требуя немедленно учинить над ними суд обычным порядком.