Генерал-адмирал. Война

Строго говоря, он начался гораздо раньше. Да практически сразу после того, как в царьградском порту стали разгружаться транспорты с войсками. Первыми побежали офицеры Энвер-паши и активные участники мятежа. Все они стояли во главе наиболее организованных отрядов и потому успели неплохо прибарахлиться. К тому же у офицеров был заранее подготовленный путь отхода, а у остальных нашлось чем заплатить за место в фелюке и на что обустроиться на новом месте. Их побег оказал деморализующее воздействие на рядовых мятежников, и те тоже бросились спасаться от возмездия. А 29 марта с места тронулась основная часть мусульманского населения. Что мусульмане творили с христианами — видели все, и теперь не только убийцы боялись, что с ними поступят так же.

Большинство жителей бывшего Стамбула предпочли сначала бежать из города, а уж затем искать возможность переправиться на азиатский берег и добраться до земель, все еще находящихся под рукой Светоча Правоверных. По свидетельству очевидцев из гарнизонов, охранявших бывшие турецкие форты береговой обороны в проливах, к вечеру 29-го вода покрылась десятками тысяч людей, плывущих на азиатскую сторону. Люди удирали на фелюках, рыбацких лодках, самодельных плотах, связках хвороста, бурдюках, надутых воздухом, и даже просто вплавь. Время от времени на этом пути скорби происходили маленькие трагедии, распадались плохо сделанные плоты, лопались бурдюки, перегруженные рыбачьи лодки накатывались на чьи-то головы, но движение не останавливалось. По приблизительным подсчетам, в первую же ночь массового исхода на азиатский берег переправилось около двухсот тысяч человек. Командующий войсками, направленными на подавление мятежа, генерал Гуссейн Хан Нахичеванский (я сделал вывод из случившегося и специально назначил командующим мусульманина, но беззаветно преданного государю и России) приказал развернуть на азиатском берегу в местах массового скопления людей полевые кухни. Но многие беженцы шарахались от них, вернее от охранявших поваров русских солдат, и устремлялись на восток, под руку Светоча Правоверных, стремясь достигнуть благословенной земли как можно скорее. И несмотря на то что большинство из них были голодными и уставшими, люди шли, шли и шли к цели, сияющей вдали перед их мысленным взором.

Исход продолжался целую неделю. От побережья проливов и до новой линии соприкосновения войск, изменившейся после попыток турок атаковать прикрывавшие границу войска, было больше ста верст, и пройти их сумели не все. После окончания этого исхода нам пришлось собирать по обочинам дорог и троп и хоронить умерших — их было около сорока тысяч. Но это число ничтожно по сравнению с количеством смертей по другую сторону линии соприкосновения войск. То есть там, куда и устремлялись все эти люди. Дело в том, что там их никто не ждал. Турецкие власти оказались просто не готовы к прибытию такого количества беженцев — не было ни одежды, ни одеял, ни палаток, ни продуктов питания. Люди шли вперед, движимые надеждой и волей, держась из последних сил, но стоило им очутиться там, куда они так жаждали попасть, как силы оставляли их и многие умирали, просто присев на камень у дороги, чтобы передохнуть и успокоиться, потому что всё, дошли. Спустя четыре дня в полосе, занимаемой турецкими войсками, скопилось почти сто сорок тысяч трупов. И армия, раньше довольно вяло реагировавшая на происходящее, поскольку Энвер-паша считал беженцев предателями и тряпками, сорвавшими его блестящий план по возвращению Стамбула, вынуждена была принять меры. Ибо не только воевать, а просто существовать в смраде разлагающихся трупов было невозможно. Для беженцев развернули лагеря, но запасы одеял, палаток и продовольствия для них начали поступать только через неделю, поскольку армии вдруг стало не до этих лагерей. Ибо русские перешли в наступление. Спускать туркам с рук вероломное, поскольку оно произошло без объявления войны, нападение на нас я был не намерен… И стамбульские мусульмане, только что добравшиеся до цели, вновь оказались предоставлены сами себе. Они спали на земле и камнях и ели то, что нашли — мох, свежую молодую листву, кору деревьев. Когда линия фронта приблизилась, почти половина из числа тех, кто собрался в этих лагерях, были мертвы. Остальные побрели на восток, прочь от гяуров.