Генерал-адмирал

Ну почему идиоты всегда считают остальных людей глупее себя? Это что, первый отличительный признак любого идиота? Нет, зачем ему мои одиннадцать процентов, мне было совершенно понятно. С теми тридцатью девятью, которые отошли крысенышу после смерти отца, он против мужиков из фонда никак не тянул. Единственное, на что он был способен при таком раскладе, — это гадить. Причем мелко. Ибо, насколько я понял насчет учредителей этого фонда, гадить по-крупному они никому не позволят. А вот когда у них с крысенышем будет баш на баш, вот тогда… у него тоже ничего не получится. Точно. Но вбить эту простую мысль в его тупую башку было нереально. Так что я молча выслушал все, что он мне там наболтал, а затем тихо, спокойно и не торопясь разложил крысенышу всю ситуацию. Во-первых, по текущему курсу мои одиннадцать процентов стоят чуть больше девятисот сорока двух миллионов рублей. Во-вторых, я очень сомневаюсь, что он способен эти деньги найти. Ну не дают таких сумм борзым придуркам без какого бы то ни было опыта в бизнесе. Разве что для того, чтобы развести их на бабло и кинуть. Вследствие чего вопрос продажи своей доли именно ему я даже не рассматриваю. В-третьих, если он вдруг вздумает попытаться сыграть на понижение, то я ему в этом никак препятствовать не собираюсь. Потому что я-то как раз способен найти достаточно денег, чтобы выкупить хоть всю его долю. Что в этом случае непременно и сделаю. Таким образом, дальнейший разговор считаю совершенно бессмысленным…

Положил трубку, а потом несколько минут сидел, зло пялясь на телефон и молча страдая. Вот была налаженная, интересная жизнь. Не сказать чтобы спокойная, но привычная. Еще ведь пять дней назад я был твердо уверен, что у меня все в порядке. Что все нормально. Что ничего экстраординарного никогда не случится. И что единственное, чем меня можно прижать, — это политико-экономические игры типа рухнувшего курса рубля и тому подобных подлянок наших горячо обожаемых властей. Да и то нищим, как, скажем, мои старики после отпуска цен в 1992-м, я не останусь. И вот на тебе! А самое-то гнусное — власти тут совершенно ни при чем. Даже президента с премьером обругать не за что…

Эх, Коля, Коля, как же тебя угораздило? Ведь со школы вместе. Вместе поступали в Тбилиси. В военное училище. Вместе четыре года таскали на горбу заряды для Д-30 и банили во время ПХД длиннющий ствол МТ-12. Даже взводы получили по окончании училища в соседних батареях. Вместе и ушли из армии, когда она начала превращаться непонятно во что. Вместе поднимали с ноля бизнес в лихие девяностые. У меня с тех времен дырка в левом плече, а ты полгода с катетером ходил, пока тебе из брюха пулю не извлекли… И что теперь? Все, что мы с тобой создали, теперь псу под хвост пойдет…

В пятницу я закончил последний отчет и положил ключ от кабинета на стол Тиночке. Моя секретарша подняла на меня полные слез глаза и прошептала:

— А вы от нас совсем-совсем уходите?

Тиночка тоже была из «ищущих», но в отличие от большинства таковых, к своим обязанностям относилась вполне добросовестно. А у меня принцип еще с училища: там, где служу или работаю, — ни-ни. Лет сорок — пятьдесят назад еще можно было подобным образом «крепить единство труда и капитала», а в наше время это ой как чревато. Несмотря на то что в массовом сознании имеется твердое убеждение, что все начальники вовсю пользуют своих секретуток… Секретарша — это же как жена. Даже хуже! Ты же все время у нее на глазах. И она про тебя и твой бизнес знает едва ли не больше, чем любой другой сотрудник. Ну ладно, трахнул ты ее, а дальше-то что? А дальше, мил-человек, только долгие и верные отношения. Иначе никак. Потому что если она вдруг тебя взревнует или просто на тебя разозлится, то столько вреда тебе нанести сможет, сколько сам Джеймс Бонд, поручи ему кто работать против тебя, никогда не нанесет. Наносилки не хватит… Так что у нас с Тиночкой были отношения «вооруженного нейтралитета». То есть мне время от времени демонстрировались новые вооружения типа самых модных оттенков помады, крайне эротичных кофточек и очередной супер-мини-юбочки шириной где-то в стандартный солдатский ремень, а я стойко держал оборону…

— Кто знает, — грустно улыбнулся я. — Неисповедимы пути Господни.

На выходные я махнул в Яхрому покататься на горных лыжах — больше для того, чтобы нагрузить мышцы и хотя бы физической усталостью вытеснить из головы невеселые мысли. А сегодня, в понедельник, проснулся, как обычно, без пятнадцати семь…