Генерал Алексеев

Говоря о важности повышения сознательности в армии, о чувстве воинского долга, без чего невозможна победа, Алексеев опровергал аргументы «слева» о чрезвычайной пользе «словесного», «агитационного» воздействия на солдат. «Слово, великое слово, всегда останется в руках начальников могучим двигателем на великое дело человечества. Но этим злоупотреблять нельзя. В критическую минуту жизни, в критический момент боя бросьте это слово, и за этим словом двинутся массы. Но если эти массы приучены всегда к этому слову, они теряют к нему уже всякое уважение и всякую веру». Опровергая и уверенность многих «правых» в эффективности «жестокой дисциплины» и, в частности, в восстановлении смертной казни на фронте, Алексеев считал, что к этой мере следовало «прибегать только тогда, когда нет другого исхода». «Необходимо, чтобы эта мера сохраняла свое устрашающее действие, но чтобы были приняты другие воспитательные меры… Только путем этих мер мы устраним тяжелую необходимость такого решительного средства, как казнь, и в то же время постепенно, шаг за шагом начнем перевоспитывать душу нашего воина».

Выступление Алексеева отличалось от докладов многих других участников Государственного совещания, хотя и звучало в унисон с теми, кто отстаивал важность продолжения войны «до победы» и утверждал необходимость укрепления власти. Об ответственной, независимой от влияния Советов и политических партий деятельности правительства говорил Маклаков. Перефразируя Керенского, говорившего, что «нет Родины без свободы», он призывал «ставить Родину выше свободы». Гучков вспоминал об апрельском кризисе и нерешительности правительства в борьбе с «анархией»: «Наша теперешняя власть больна тем, что се нет», «так называемая революционная демократия исключила из своего состава многие и многие элементы нашей, в сущности, демократической страны». Заметный резонанс вызвало выступление недавно избранного атамана Всевеликого Войска Донского генерал-лейтенанта A.M. Каледина. От имени всех казачьих войск он призвал к полному устранению политики из армии, объединению фронта и тыла на основе военных порядков, восстановлению власти командиров, ликвидации армейских советов и комитетов.

По-военному лаконичным, вполне лояльным по отношению ко Временному правительству, примирительным по отношению к армейским комиссарам и комитетам оказался доклад Верховного Главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова. Алексеев выступал позднее и, в отличие от нового Главковерха, позволил себе больше критики в адрес как новоявленных органов «армейского самоуправления», так и правительственных структур (Военного министерства, идущего «на поводу» требований Советов рабочих и солдатских депутатов). Этот доклад стал первым его выступлением в качестве не только военного, но и публичного политика.

Политический авторитет Алексеева стремительно возрастал. Выступление в Москве стало первым появлением генерала перед столь большой «невоенной» аудиторией. Ее реакция, судя но сохранившейся стенограмме Совещания, была неодинаковой: от возгласов «Браво» и бурных аплодисментов «справа», до криков «позор!» и «палач!» — «слева». Тем не менее доклад отставного генерала вполне можно было бы считать своеобразной программой-декларацией для военных кругов. Не случайно, что позднее он был издан отдельной брошюрой 100-тысячным тиражом^{78}.

Совещание завершилось формально-декларативной поддержкой политического курса Временного правительства. Казалось бы, победил «средний», «умеренный» путь развития революции. Однако вскоре страну потрясли события, ставшие, но мнению многих, главной исходной причиной «большевицкого переворота» в октябре 1917 г. 26 августа в «государственной измене» был обвинен генерал Корнилов, отправивший накануне, но согласованию с Керенским, части 3-го конного корпуса генерала Крымова на Петроград. Ставка на это обвинение ответила резким заявлением по адресу Временного правительства, обвинив его в предательстве и прямом пособничестве немцам. «Война телеграмм», происходившая 28—31 августа 1917 г. между Петроградом и Могилевом, грозила перерасти в реальные военные столкновения, подводящие страну к порогу Гражданской войны.

Отношение генерала Алексеева к военно-политической позиции Корнилова было, в общем, благожелательным. Требования твердой власти, укрепления воинской дисциплины, борьбы с дезертирством на фронте и саботажем в тылу полностью разделялись Михаилом Васильевичем, как и многими представителями высшего командного состава. Но представлялась рискованной форма осуществления этой программы Корнилова. Немедленная военная диктатура, полный разрыв с правительством Керенского, готовность к радикальным действиям, вплоть до прямого военного переворота, — это, по мнению Алексеева, грозило окончательно развалить и без того неустойчивое состояние фронта и тыла.