Тем не менее именно в Манычской, не без колебаний со стороны атамана Краснова, произошло присоединение к Добрармии 1-й Отдельной бригады русских добровольцев под командованием полковника М.Г. Дроздовского. Михаил Васильевич, превозмогая болезнь, встретил пришедшее с далекого Румынского фронта пополнение как установлено — военным порядком, в конном строю, под трехцветным Русским флагом. В воспоминаниях о встрече дроздовцев отмечено, что Деникин и Алексеев на рысях прошли перед строем, здороваясь с каждым подразделением, а затем Михаил Васильевич обратился к бригаде с речью, в которой от лица «старого солдата Русской армии» поздравил прибывших с Румынского фронта стрелков и с «низким поклоном» проводил их в ряды Добровольческой армии.
Алексеев получил также согласие атамана на предоставление армии второй части денежной ассигновки (из оговоренной суммы в 9,5 миллиона рублей армия получила 4 миллиона, выплаченных частями — в июне и июле 1918 г.), определенной «соглашением», заключенным еще с атаманом Калединым.
Несмотря на установившееся военно-экономическое взаимодействие, весьма важное для Добрармии с точки зрения поставки боеприпасов и финансирования, Алексеев не оставлял надежд и на заключение с Доном военно-политического соглашения. Для атамана Краснова более предпочтительным был вариант создания Юго-Восточного союза с переводом Добрармии на царицынское направление — для совместного наступления на «красный Верден». Но в таком случае Добрармия рисковала стать не центром объединения антибольшевистских сил на Юге России, и тем более — не «государственным фактором», а лишь армией в составе новообразованного Союза, равноправной но статусу Донской.
Поскольку в перспективе Юго-Восточный союз мог оказаться под контролем Германии (как и Украина), то в этом случае возникала серьезная опасность разоружения и ликвидации Добрармии, как военной организации, открыто заявлявшей о верности Антанте и находящейся на территории, подконтрольной германскому оккупационному командованию. Важность царицынского направления признавалась Алексеевым, но лишь в той степени, насколько это позволяло «вывести» Добрармию с Дона и Кубани, способствовало бы восстановлению Восточного противогерманского фронта.
5 июня 1918 г. прибывший в столицу Войска Донского Алексеев обратился к Деникину с письмом о политическом и финансовом положении Добрармии. Прежде всего, Михаил Алексеевич охарактеризовал изменившееся положение в отношении немецких оккупационных сил: «Высшее германское командование заключило перемирие с большевиками на всех фронтах», а «после декларации Донского Правительства о признании себя частью Единой, Неделимой России, отношение круто изменилось в отрицательную сторону». Донское войско могло стать потенциально опасным для немцев, которые могут начать наступление на Царицын, «что поставит нас в крайне затруднительное положение», отрезав возможные пути отхода к Волге. Идеи Юго-Восточного союза, по мнению Алексеева, могут в изменившейся обстановке стать теперь выгодными для немцев, заинтересованных в создании любых государственных образований в ущерб единству России, тогда как логика развития антибольшевистского сопротивления подтверждала необходимость укрепления, в первую очередь, общероссийских, общегосударственных тенденций, носителем которых являлась Добровольческая армия.
Поэтому открытое провозглашение в сложившейся ситуации тех или иных положений политической программы Добрармии оказалось непростым делом. Алексееву требовалось учитывать многие факторы при выработке и утверждении своих политических позиций: нельзя было допустить, с одной стороны, полного и категорического «непредрешения». Но Михаил Васильевич, со свойственным ему стремлением «обходить острые углы», жертвовать в частностях ради решения главных, стратегических задач, считал приемлемым провозглашение политических лозунгов в той форме, насколько это было возможным для сохранения зарождавшегося «единого фронта борьбы с большевизмом». При этом нельзя было не учитывать, с другой стороны, что политическая программа Добрармии, как «государственного фактора в Возрождении России», должна была исходить из максимально возможной преемственности по отношению к тому политическому курсу, который проводился за время от начала Второй Отечественной войны до «большевицкого переворота». Учитывая условия «военного времени», продолжение военных действий в Европе и попытки формирования нового «противогерманского» и «противобольшевистского» фронта на Востоке России, преемственность, по убеждению Алексеева, была особенно важна во внешней политике.