Генерал армии Черняховский

— Володя, я же мог тебя срезать! Держал на прицеле, как самого длинного.

Его тоже звали Володя. Мы не раз встречались в штабе дивизии на разных собраниях, сборах по обмену опытом, после которых и в неофициальной обстановке «принимали на грудь», далеко превышая наркомовскую норму в сто грамм. В общем, хорошо знали друг друга. И вот мои усишки, не закрытые маскхалатом, Клипель разглядел!

После войны мы оба стали писателями. Дарили друг другу книги, я бывал у него в Хабаровске, он у меня в Москве.

До выхода наших войск к Лиозно, на этом же направлении, освещая его, я участвовал в нескольких поисках и вылазках в тыл противника. Каждое задание связано со смертельным риском для разведчика. Но однажды, здесь, на подступах к Лиозно, я едва не погиб от руки своих «руководящих товарищей». Случилось это под Духовщиной. 19 сентября 1943 года в газетах было опубликовано сообщение:

«Войска Калининского фронта закончили Духовщинскую наступательную операцию (нач. 13.8.1943). В ходе успешных наступательных действий войска фронта овладели важным опорным пунктом обороны противника — г. Духовщина. В ходе наступления оборона противника была прорвана, и войска фронта вышли на рубеж Чепли, Скугрево, Холм, Гришино…» (и далее к Витебску).

Я водил группу, восемь разведчиков, в Духовщинский район при подготовке этой операции. Нам было приказано взять «языка» пограмотнее из немецкого штаба, который засекла наша авиаразведка. Мы благополучно перебрались через передний край и скрытно по перелескам, овражкам продвигались к намеченному объекту, обходя Духовщину стороной. Неожиданно мы услыхали крики, плач женщин, детей и гортанные команды немцев. Все это доносилось из небольшого хутора, мимо которого мы проходили. Я решил посмотреть, что там происходит. Свернули. По кустам подкрались к хатам. И вот вижу такую картину. Немцы, их было немного, до десятка, пьяные, пришли на этот хутор развлечься. Они насиловали женщин, орали, смеялись. Женщины вырывались, пытались убежать. Кричали, плакали дети.

Я видел все это и не знал, как поступить. Мне был дан конкретный приказ — взять «языка» в определенном штабе. Ввязаться в схватку с этими немцами — значит, обнаружить группу.

Я сдерживался сам и останавливал разведчиков, готовых кинуться на помощь женщинам. Продолжалось это не долго. Я увидел, как один гитлеровец волоком за платье и волосы вытянул из хаты молодую женщину и потащил ее к сараю. Ему в доме, видно, мешал сынишка этой несчастной. Мальчик лет шести-семи и во дворе хватал фрица за ноги, кричал, пытался защитить маму. Немец отбивался от мальчишки ногами, а руками тащил женщину. И вот мальчишка ему надоел, немец выпустил женщину, схватил мальчонку за ноги и со всего маху ударил его головой об угол дома…

При виде этого я потерял самообладание, забыл все и закричал разведчикам:

— Бейте их, ребята!

Сам выскочил из-за ограды и первой же очередью свалил насильника. Мы расправились и с другими. Но несколько фрицев убежали в лес.

Потом мы успокаивали женщин. Несчастная мать прижимала к груди погибшего сынишку.

Мы посоветовали женщинам уходить в лес или в Духовщину: немцы вернутся, будут мстить за своих убитых, сожгут хутор.

Как же мне оставалось поступить дальше? Группа обнаружена. Начнется погоня. Задание выполнить невозможно. Я решил уходить в расположение наших войск. Не в ближайшую ночь — нас везде искали и ждали на переднем крае. Мы отлежались в небольшом кустарнике посередине открытого поля, который со стороны никак не подходил для укрытия группы. Только на следующую ночь мы сняли пулеметчика в первой траншее и уползли к своим.

Я доложил о случившемся начальнику разведки. Он, в свою очередь, командованию. Меня отругали — вернулся без «языка». Я думал, дело кончится этим надиром. Но вмешались смершевцы и политработники: не выполнил приказ!

Смершевец, щуря пытливо глаз, ехидно скрипел:

— Может быть, вы вообще все это выдумали? Струсили и вернулись.

Начальник разведки пытался защитить:

— Не могут они струсить, много раз в тыл ходили.

— Вы не выгораживайте — главное, не выполнен приказ, а за это, сами знаете, расстрел!

Наш начальник не сдавался:

— Ну, сразу расстрел! Уж если по закону — то должен трибунал определить.

Смершевец согласился:

— Вот и оформим, пусть трибунал определяет.

Следствие проводили как положено. Допрашивали меня и разведчиков группы. Я главный обвиняемый: я командир, я принимал решение, я не выполнил приказ. Вот так я едва не угодил под высшую меру.

Но командование полка и дивизии меня все же поддерживало. Послали запрос через партизан: был ли такой случай под Духовщиной? Они подтвердили — был. Да и мы с разведчиками время зря не тратили: сходили в тыл к немцам, именно к тому штабу, откуда пленный был нужен.