Генерал Багратион. Жизнь и война

Что, кроме любопытства, испытывал при виде Наполеона Багратион, не могший не ценить гений этого необыкновенного человека, нам неизвестно. Наверное, как и другие генералы и офицеры, не остывшие от Фридланда, он испытывал чувства досады и сожаления. Давыдов пишет, что французы были на редкость вежливы и приветливы и ни в чем не показывали своего превосходства (об этом якобы был тайный приказ Наполеона). «За приветливость и вежливость мы платили приветливостями и вежливостью, и все тут. 1812 год стоял уже посреди нас, русских, с своим штыком в крови по дуло, с своим ножом в крови по локоть». Пока шли свидания императоров, Багратион находился в Главной квартире. Давыдов, молодой лейб-гусар, жаждавший увидеть поближе Наполеона, не раз отпрашивался у Багратиона в Тильзит. «Князь, — пишет Давыдов, — столько же взыскательный начальник во всем, что касалось до службы, столько снисходительный и готовый на одолжение подчиненным своим во всяком другом случае, согласился на мою просьбу без затруднения и почти ежедневно посылал меня с разными препоручениями к разным особам, проживавшим тогда в Тильзите»92.

27 июня 1807 года был заключен Тильзитский мир. В тот же день Беннигсен был уволен в отставку, естественно, «до излечения болезни». Как будто в пику ему новым главнокомандующим был назначен его враг генерал Буксгевден, вызванный в Тильзит из Риги. Другим рескриптом император лишил чиновников провиантского и комиссариатского ведомств за явные злоупотребления и воровство права ношения армейского мундира. Мало кто тогда удостоился наград, и только казаки атамана Платова, ставшие с той поры необыкновенно популярными в Европе из-за своей экзотической внешности и мужественного проворства, получили почетное знамя. И было за что: за эту кампанию они захватили 139 офицеров и 4196 солдат противника! Самих же казаков в войсках было не больше трех-четырех тысяч.

Солдаты и офицеры еще долго стояли на Немане. Как вспоминал Н. Г. Левшин, раненых офицеров содержали в Риге, не давая им выехать в Россию «для того, чтобы сохранить в тайне Фридландское несчастное сражение»93. Только по заключении Тильзитского мира армия двинулась в Россию. Багратион вслед за царем выехал в Петербург. Его прощание с сослуживцами было теплым. Ермолов писал: «Войска арьергарда возвращены в дивизии, коим они принадлежали, мы все, служившие под командою генерала князя Багратиона, проводили любимого начальника с изъявлением искренней приверженности. Кроме совершенной доверенности к дарованиям его и опытности, мы чувствовали разность обхождения его и прочих генералов. Конечно, никто не напоминал менее о том, что он начальник, и никто не умел лучше заставить помнить о том подчиненных. Солдатами он был любим чрезвычайно»94.

Глава седьмая «Подвиг скользкий и затруднительный»

Плоды тильзитской дружбы

Завершая свои воспоминания о неудачной кампании в Восточной Пруссии, Денис Давыдов писал: «Наконец, 27 июня заключен был мир. Войска наши выступили в Россию, князь Багратион отправился в Петербург, и я туда же. Отдых наш был непродолжителен: в январе месяце (1808 года) мы уже были с войсками, воюющими в Финляндии. Это напоминает мне слова незабвенного друга моего и боевого собрата Кульнева: “Матушка Россия, — говаривал он тогда, — тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся”. В то время был еще другой угол, где дрались, — это Турция, куда князь, следовательно, и я за ним, явились по прекращении военных действий в Финляндии. Блаженная была эпоха для храбрости! Широкое было поприще для надежд честолюбия!»1 Добавим от себя: и не только для отдельных храбрецов и честолюбцев с ментиком за спиной, но и для России. Дело в том, что после подписания Тильзитского мира и явления всем столь нежданной дружбы с Наполеоном русская внешняя политика претерпела существенные перемены. Россия, как тогда казалось, предстала вместе с Францией перед всей Европой вершительницей судеб мира, или, по словам Александра I, Россия определяла «жребий земного шара». «Разделим мир» — таким было предложение Наполеона Александру в Тильзите. Условно говоря, речь шла о том, чтобы Россия и Франция поделили мир между собой, как некогда Португалия и Испания: Наполеону — запад, России — восток. При этом такое «мелкое препятствие», как противодействие Англии, предполагалось нейтрализовать с помощью континентальной блокады, а также задуманного Наполеоном и некогда поддержанного Павлом I русско-французского похода в Индию. Там-то Наполеон и намеревался переломить хребет могущества «Владычицы морей»2.