Генерал Багратион. Жизнь и война

Итак, в конце 1807 года русская армия готовилась к новой войне. В Петербурге, по словам записных шутников, только и ждали «приказаний из Франции»4, чтобы начать. В день Водосвятия, 6 января, несмотря на мороз, в столице устроили необыкновенно пышный смотр войскам. В нем участвовало не менее 40 тысяч солдат. Многим это напомнило парад перед походом на войну, и не зря: вскоре, в феврале, русские войска вторглись в Финляндию, тогдашнюю провинцию Шведского королевства. Тогда, в феврале 1808 года (впрочем, как и в ноябре 1939-го), никто не думал, что эта война окажется тяжелой, — все дело предполагалось закончить к весне того же года. Для оккупации Финляндии были выделены всего три пехотные дивизии — под командованием генералов Тучкова 1-го (5-я дивизия), князя Горчакова 1-го (потом его сменил граф Каменский 2-й) (17-я дивизия) и князя Багратиона (21-я дивизия). Эти три дивизии общей численностью 24 тысячи человек составили корпус, которым командовал генерал Буксгевден — тот самый, который так безуспешно боролся с Беннигсеном в 1806 году. При этом войска находились не в лучшем состоянии. После провального Прусского похода 1806 года полки не были укомплектованы, в некоторых насчитывалось всего по 200 человек, и поэтому в них поспешно вливали вернувшихся из французского плена солдат, а также рекрут, еще не подготовленных к службе. По пути к западной границе, где тогда стояла армия и формировался корпус для похода в Финляндию, многие из них умирали от болезней. Полки, перебрасываемые на финляндскую границу после боев в Восточной Пруссии, шли оборванными и разутыми. Чтобы не позориться перед жителями столицы, их проводили по улицам Петербурга и перевозили через Неву на Выборгскую сторону по ночам.

Общая задача была проста — сам государь красным карандашом прочертил линию будущей границы от Северного Ледовитого океана через Ботнический залив до Финского залива. Эту гигантскую территорию и предстояло занять довольно ограниченными силами русской армии. Три колонны — каждая из одной дивизии — пересекли границу и двинулись в разных направлениях. Колонне Тучкова из Нейшлота предстояло идти к северу, на Куопио, с тем чтобы захватить Саволакскую область и таким образом занять восточные территории Финляндии, примыкавшие к старой границе и современной Карелии. Колонна Багратиона, перейдя через пограничную реку Кюмень, должна была двинуться на Тавагусту, то есть в центр страны. Наконец, слева от Багратиона колонна Горчакова от Фридрихсгама шла по берегу Финского залива на Гельсингфорс, имея главной целью крупнейшую шведскую крепость Свеаборг.

Когда Багратион отправился на войну, мы точно не знаем, но из камер-фурьерского журнала 1808 года следует, что в последний раз он обедал за царским столом в Зимнем дворце 21 января 1808 года. Тогда, кроме императора, императрицы и ее сестры, было 12 приглашенных, включая Багратиона. Кстати, за тем же столом, кроме придворных и министров, сидел ставший знаменитым в истории Одессы герцог Ришелье, а также не менее знаменитый в истории войны 1812 года генерал-майор Фуль — автор плана отступления русской армии от западной границы5. В следующий раз Багратион появится среди приглашенных к царскому обеду только в конце весны, 29 мая, хотя известно, что он и раньше наведывался в Петербург.

Начатое 9 февраля 1808 года, в сильный мороз, вторжение развивалось поначалу более чем успешно. Авангарды колонн двигались на лыжах, орудия и припасы везли на санях, солдат сумели тепло одеть, а провиант и водку раздавали своевременно. Главным противником русских был мороз, сильно мешавший отдыху на биваках, — в такой пустынной стране, какой была Финляндия, квартир не находилось даже для генералов. Главной же причиной легкости вторжения была полная неподготовленность к обороне шведско-финских войск, точнее, Финляндской армии, состоявшей из жителей Финляндии. Шведский король Густав IV Адольф, несмотря на многочисленные слухи о готовящейся против него агрессии, с разных сторон доходившие до Стокгольма, не предполагал, что его шурин и давний союзник император Александр решится напасть на него. С началом войны Стокгольм в особой ноте обвинил Россию в вероломном нападении, что, с точки зрения тогдашнего международного права, а также с учетом прежних договоренностей между Швецией и Россией, признававших незыблемость границ, утвержденных еще в 1743 году, было совершенно обоснованно и справедливо. Но после Тильзита все представления Александра о международной справедливости и верности утвержденным некогда договорам (ради которых он, собственно, и начал войну с Наполеоном) резко изменились. В этом смысле император Александр тогда мало чем отличался от Наполеона — общепризнанного нарушителя европейского традиционного порядка.