Даже утопая в золотом сиянии ками и тая от теплых чувств к искалеченному существу в его руках, Кадзунори не забывал посматривать по сторонам в ожидании стрелы со стороны зданий или еще какого-нибудь сюрприза. Он, конечно же, заметил абсурдную атаку ополоумевшей жрицы и изготовился обезоружить ее приемом рукопашного боя, как вдруг его ударило так, словно в его руках взорвалась динамитная граната. Яркой золотистой кометой, Корио взвилась высоко в небо и обрушилась сверху на не успевшую даже взвизгнуть жрицу. Звериный рев запредельного бешенства сотряс площадь, когда частично уцелевшие в побоище сапоги лицедейки ударили в плечи остолбеневшей малолетки и, ломая кости, вбили юную жрицу в камни мостовой. Потерявшая рассудок, Черная Лиса сформировала на кончиках пальцев подобие когтей и принялась полосовать ими противницу. Буквально рвать врага так, что только кровь и ошметья летели во все стороны. В ее реве не было ничего человеческого, когда она, разинув пасть с двумя рядами заострившихся клыков, вцепилась в горло врага, сжала челюсти и рванула, разворотив в кашу все, до самого позвоночника.
Кадзунори в шоке смотрел, как Корио протягивает руку в сторону, выворачивает из мостовой булыжник и начинает крушить ими останки, превращая изуродованный труп в одно сплошное кровавое месиво. Вой пополам с рычанием, деформированное тело, клыки и когти…
— Куда ты прешь? — хрипя и дрожа, Корио поднялась и, швырнув в сотворенное месиво ставший ненужным камень, отступила от места расправы на пару шагов. — Куда… ты… сука, прешь?! — с этими словами, она сорвалась, выворотила из мостовой еще три здоровенных булыжника и швырнула их, один за другим, следом за первым. — Оставьте меня! — слезы в два ручья текли по ее изуродованному лицу и, смешиваясь с кровью, падали в низ. — Оставьте меня в покое, поганые сучьи мрази!
Золотое сияние гасло вокруг нее, едва пробудившийся, ками покидал мир людей.
Сгорбившаяся и скрючившаяся, Черная Лиса повернула голову, показав последнему уцелевшему в побоище человеку свое окровавленное лицо и клыки. Несколько секунд она и много лет искавший ее мастер тайдзюцу смотрели друг на друга.
— Вот так. — глаза лицедейки наполнились тяжелой болью и она печально улыбнулась свидетелю ее безумств. — Не это ты мечтал увидеть, верно? — она вскинула руку, останавливая шагнувшего к ней парня. — Не надо. Ни жалости, ни утешений. Я осознанно выбрала этот путь. Прекрасно представляла, через что должна буду пройти и в кого мне придется превратиться. Уходи, Кадзунори. Да, я узнала тебя. В тех обрывках памяти, что достались мне от Златохвостой, есть воспоминания о тебе. Она была счастлива, что хоть кто-то не увидела среди мертвых друзей, тела и куски которых были выставлены перед ней с желанием причинить как можно больше боли. Ты все-таки сумел выжить. Хорошо. Хорошо, что ваши не стали выяснять, что именно за девочка вынесла тебя из тех снежных гор.
— Они выяснили. — сказал в ответ Кадзунори, по лицу которого тоже потекли слезы. — После Затмения, несложно стало узнать настоящее имя маленькой златовласой рабыни, Усаги.
Несколькими шагами приблизившись к чудовищу, мастер тайдзюцу сгреб ее в объятия и крепко-крепко прижал к себе.
— Нет, Корио. — сказал он, задыхаясь от счастья и восторга. — Все это неправда. Обманывай весь остальной мир, сколько хочешь, но со мной не получится. Кицунэ не умерла. Глаза и улыбка, душа в каждом слове… ты и есть Кицунэ. Я… я так счастлив! Усаги… Кицунэ… слава всему на свете, ты жива!
Корио подняла руку, обняла его за плечи и ласково прижалась на пару секунд, а потом отстранилась, освободилась и отступила на пару шагов. Печально глядя парню в глаза, она невесело улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Мне нужно привести себя в порядок. — сказала она и отвернулась. — Зрелище не очень приятное и совершенно не благородное. А потому…
Ци распространилась от нее волной, получила командный импульс и с гулким ударом из-под мостовой поднялась кольцевая стена из спрессованной в монолитный камень, земли. Напротив создательницы, в стене открылась арка входа.
— Сейчас буду править внешность, чиститься и переодеваться. — сказала лицедейка, старательно пряча от взгляда парня свое изуродованное лицо. — Внутрь не заглядывать! И отвернись все-таки, пожалуйста! Стыдно смотреть на девушку, когда она в совершенно неподобающем виде.
Густо покраснев, мастер тайдзюцу отвернулся, только сейчас обратив внимание, что после того как черная броня растаяла в золотом свете, наготу переломанной девушки остались скрывать только разбитые вдрызг сапоги, чудом уцелевшие трусы и несколько слоев разномастной грязи.