Генерал де Голль

Камнем преткновения, однако, оказался вопрос о Польше. В это время существовало польское эмигрантское правительство в Лондоне, занимавшее антисоветскую позицию, и Польский комитет национального освобождения, созданный патриотами в самой освобожденной Польше. Сталин предложил де Голлю признать этот комитет, чтобы тем самым способствовать созданию дружественной Советскому Союзу Польши. Поскольку советская сторона пошла навстречу Франции в вопросе о договоре, естественно было бы ожидать взаимного жеста доброй воли. Однако де Голль заявил, что он не может признать Люблинский комитет, ибо польское правительство должно быть создано только путем выборов после освобождения страны. Иначе говоря, де Голль занял в отношении Польши абсолютно такую же позицию, какую Рузвельт занимал в отношении него самого, отказывая ему в признании, что вызывало законное негодование де Голля. В результате подписание уже согласованного франко-советского договора оказалось под угрозой срыва.

А время шло. Наступило 9 декабря, на другой день французы должны были уезжать, а переговоры застряли на мертвой точке. В этот вечер Сталин устроил обед в честь де Голля. В своих мемуарах де Голль уделяет большое место этому обеду, рассказывая о 30 тостах, которые провозгласил Сталин. Но, несмотря на великолепный стол и радушие хозяев, настроение генерала де Голля было крайне тяжелым. Он упрямо не хотел идти на признание Польского комитета освобождения, а это делало невозможным подписание франко-советского пакта. Следовательно, он так и не приобретет опоры для проведения независимой политики, для возвращения Франции ранга великой державы. А как это скажется на его внутриполитическом положении? Одному из сотрудников французского посольства он мрачно признавался: «Это будет поражением для меня, и очень большим». Но в глубине души де Голль продолжал надеяться. Ведь Советский Союз тоже заинтересован в независимой и влиятельной Франции в качестве противовеса англосаксонским державам.

В полночь де Голль простился со Сталиным и вместе с Бидо уехал во французское посольство. В Кремле остались Морис Дежан и Роже Гарро. Они продолжали переговоры. Де Голль ждал в посольстве. Наконец, в два часа ночи явился Дежан и сообщил, что наметился компромисс: русские будут удовлетворены простым обменом представителями между Парижем и Люблином. В четыре часа утра де Голль вернулся в Кремль, и договор о союзе и взаимной помощи был торжественно подписан. Сталин предложил отпраздновать это, и мгновенно столы вновь были накрыты. Сталин поднял бокал за Францию. Де Голль писал в мемуарах, что Сталин сказал ему тогда: «Вы хорошо держались. В добрый час! Люблю иметь дело с человеком, который знает, чего хочет, даже если его взгляды не совпадают с моими». Де Голль хотел пригласить Сталина во Францию: «Приедете ли вы повидать нас в Париже?» Сталин ответил: «Как это сделать? Ведь я уже стар. Скоро я умру».

…Франция восторженно приветствовала заключение франко-советского договора. Его горячо одобрили газеты всех направлений. Консультативная ассамблея единодушно расценила его как большой успех Франции. Де Голль выступил 21 декабря на заседании ассамблеи со специальной речью, в которой показал огромное значение договора. «Для Франции и России быть объединенными, — сказал он, — значит быть сильными, быть разъединенными— значит находиться в опасности. Действительно, это — непреложное условие с точки зрения географического положения, опыта и здравого смысла». Де Голль заявил, что роль Советского Союза в войне, его отношение к Франции «подняли на высшую ступень вековое чувство симпатии, которое мы, французы, всегда питали по отношению к русскому народу».

10 декабря 1944 г. Москва, подписание договора о союзе и взаимной помощи

Московский договор от 10 декабря 1944 года занял исключительно важное место в истории французской внешней политики. Французский специалист по внешней политике Альфред Гроссер так характеризовал политику де Голля в конце 1944 года: «Три основные причины привели к возобновлению союза с Москвой. В первую очередь страх перед Германией, шесть раз упомянутой в тексте договора, заключенного скорее с Россией, чем с Советским Союзом, поскольку для генерала речь шла о классическом и традиционном союзе, подобном тому, который существовал между Третьей республикой и русским царем. Затем здесь сказалось стремление утвердить свою независимость по отношению к англо-американцам. Наконец, соображения внутренней политики. Что бы ни говорилось де Голлем в его мемуарах, невозможно не видеть, что договор с Москвой был средством сохранить единство Франции для ее восстановления».