Генерал де Голль

Какое значение имеет все это для истории? В отличие от людей, не чувствовавших историю и своего участия в ней, он ощущает ее всегда. Она и здесь, где сходятся поля Шампани, Лотарингии, Бургундии, где небо видело столько славы и горя, где земля щедро удобрена кровью и трупами. Он видит следы римской дороги, проходившей от Лангра к Страсбургу. Недалеко Каталаунское поле, где галлы остановили Атиллу, и поля сражений императора. Здесь пути вторжений во Францию. На протяжении двух человеческих жизней их было семь. Поколения галлов, французов, мушкетеров короля, санкюлотов, строителей соборов и разрушителей монастырей прошли по этой земле, где сейчас не видно их следов. На месте Коломбэ-ле-дез-Эглиз в XIV веке стоял монастырь Святого Батиста. Рядом с ним спустя век построили вторую церковь. Отсюда и название деревни: «дез-Эглиз» — две церкви. Но монастырь разрушен, и осталась одна тесная и старая церковь, перестроенная в XVIII веке, куда он ходит по воскресеньям слушать мессу. Сколько поколений жили, страдали и умирали в этих местах, оставив перед его взором совершенно пустынный пейзаж,

Генерал опускает глаза на страницу любимого Шатобриана, писавшего в старости: «Подобно зрителю, сидящему в покинутом всеми зале, с пустующими ложами, при погасших свечах, я сейчас один во всем мире перед опущенным занавесом в молчании ночи…»

Среди жителем Коломбэ Шарль де Голль с супругой наблюдает за велогонками „Тур де Франс“

Гости в Коломбэ бывают не часто; ведь от Парижа около двухсот пятидесяти километров. Да и принимают у генерала невесело. Стол всегда скудный, особенно по пятницам. Бывает обычно пиво, но вино подается только в честь приглашенных. Генерал любит простые блюда, притом с капустой. Среди его приближенных ходила шутка: «Я был в Коломбэ, и меня угощали бараньим рагу с картошкой. Без баранины и без картошки». Бюджет семьи ограничен. Роскошную американскую машину, подарок Рузвельта, продали и купили маленькую французскую. Мадам де Голль получила водительские права и сама ездила в ближайшие городки за провизией.

Время от времени преданные люди, не страшась долгой езды, все же навещали генерала. Здесь бывали тогда Мишле, Валлон, Сустель, Мальро, Гишар, д'Астье и другие голлисты еще с лондонских времен. Д'Астье так описывал обстановку в Коломбэ: «Дом просторный. Сначала попадаешь в комнату, отделанную очень просто, по-деревенски. Во второй комнате — большой салон, обставленный в традиционном духе без всяких выдумок… Меблировка варьируется от стиля Людовика XV, подлинного или поддельного, до Наполеона III и английского стиля. Она попала сюда в разное время; по наследству, как свадебные подарки, как вещи, купленные по случаю или по необходимости или завезенные из мест гарнизонной службы. Общая жизнь проходит в столовой или в малом салоне, где собираются после еды. Тон никогда не повышается: не бывает ни перебранок, ни смеха… Перед тем как вернуться в свою башню, куда не допускаются ни дети, ни его жена, ни гости, де Голль, поместившись своим длинным телом в вольтеровском кресле, посвящает четверть часа беседе…»

А затем удаляется в свою башню и, закрывшись там, читает, размышляет, молча созерцает пустынный горизонт и курит, курит очень много: три-четыре пачки сигарет в день. Нет, он не обрел спокойной жизни, хотя вслух и говорит, что в деревне он чувствует себя очень хорошо. Ему скучно, он возмущен, что его забыли, он недоволен всем. Лишь только речь заходит о политике, у него вырываются презрительные, злобные реплики: «Я не люблю социалистов, поскольку они не социалисты. Я не люблю МРП, поскольку они именно МРП. Я не люблю моих сторонников, поскольку они любят деньги…» Он находит, что только коммунисты сохраняют способность действовать. Но это-то его и возмущает, ибо коммунистов он особенно не любит, хотя и уважает их силу.

Несмотря на все свое отвращение к политической действительности, де Голль напряженно следит за события ми. Каждое утро он торопливо выходит навстречу шоферу, который покупает в Бар-сюр-Об газеты и привозит их в «Буассери». Он на ходу выхватывает их и читает, с едким сарказмом комментируя любое сообщение. Каждый день в 12 часов 59 минут с точностью автомата он выходит из своего кабинета и включает приемник. В это время передается политическая информация, которую генерал тут же оценивает, вернее, беспощадно клеймит: «В этой стране невозможно что-либо сделать… Французы возвращаются к своей блевотине… Франция плывет по течению… Она скатится на край пропасти».

Теперь уже совсем ясно проявляется трагедия генерала: питая, культивируя, лелея самую возвышенную идею абстрактной, вечной Франции, он все с большим презрением относится к реальным французам!