Генерал де Голль

В этих условиях де Голль начинает бороться за превращение «европейских» организаций в нечто прямо противоположное: из опасного орудия лишения Франции ее независимости он мечтает сделать их основой укрепления ее могущества и влияния путем создания политического блока независимых стран под французским руководством. Правда, ни одна из стран «шестерки» не проявляла никакой склонности поддерживать голлистский план «независимой европейской Европы». И все же де Голль решил попытаться превратить в своего союзника страну, которая, казалось, наименее всего подходила для этого, — Западную Германию. Он учитывал, что, хотя ФРГ в два раза экономически сильнее Франции, она остро нуждается в ее политической поддержке. Престарелый канцлер Аденауэр мучился кошмарами возможной ликвидации международной напряженности в результате соглашения западных держав с СССР. Советский Союз активно действовал в этом направлении, встречая растущую поддержку общественности западных стран. Даже отдаленная возможность заключения германского мирного договора, урегулирования проблемы Западного Берлина тревожила Аденауэра. Такое положение и натолкнуло де Голля на мысль сделать его союзником в борьбе за укрепление позиций Франции. Это была, пожалуй, наиболее странная и двусмысленная затея голлистской дипломатии.

14 сентября 1958 года в Коломбэ к де Голлю приехал канцлер Аденауэр. Три часа продолжалась беседа. Согласовали совместное заявление, в котором торжественно провозгласили окончание старинной вражды двух стран. Сотрудничество Франции и ФРГ, говорилось в заявлении, «является основой любого конструктивного дела в Европе». Встреча в Коломбэ произвела сенсацию. Ведь приход де Голля к власти вызвал в Западной Германии тревогу. Там помнили его намерения расчленить Германию после окончания войны, его борьбу против «европейской армии» и вообще его националистические убеждения. И вот опасный враг немцев оказался неожиданно другом! Выбор места придавал встрече какой-то интимный характер. Отсюда и пошла легенда о личной дружбе, об особом духовном родстве двух деятелей, о чувствах взаимного восхищения и т. п. Дело обстояло гораздо проще: де Голль и Аденауэр заключили негласную сделку: генерал обещал не допускать невыгодных для реваншистов ФРГ соглашений с СССР по германскому вопросу, Аденауэр взялся помогать де Голлю в борьбе за руководство Западной Европой.

Прошло два месяца, и де Голль уже поехал на Рейн с ответным визитом. Ему срочно потребовалась поддержка Аденауэра, чтобы провалить английский план «зоны свободной торговли», в которую собирались включить и шесть стран «общего рынка». Это ставило под угрозу идею превращения «шестерки» в политический блок под французским руководством. Аденауэр согласился выступить против Англии, а де Голль обещал поддержать его в берлинском вопросе. Прошло еще три месяца, и 4 марта 1959 года последовала новая встреча, на этот раз во Франции, в Марли-ле-Руа. Аденауэр просил у де Голля поддержки в переговорах о советском предложении заключить германский мирный договор. Де Голль обещал помочь канцлеру и 25 марта на пресс-конференции решительно поддержал его тезисы. Но на этой же пресс-конференции он сделал сенсационное заявление, прозвучавшее в Бонне как гром с ясного неба. Единственный из руководителей западных держав, он совершенно ясно и четко высказался за неизменность всех границ Германии. Тем самым он отклонил главное требование реваншистской программы Аденауэра. «Неожиданное» для него поведение де Голля было вполне логичным. Генерал хотел показать своему западногерманскому «другу», насколько тот от него зависит. Кроме того, ему вовсе не улыбалась роль простого рупора Аденауэра. Он не хотел рисковать своим авторитетом и становиться в ряды самых ограниченных поборников «холодной войны». К тому же он никогда не забывал о Советском Союзе, и его политика уже тогда имела дальний прицел в восточном направлении.