Генерал де Голль

Ведь де Голль при всей его внешней невозмутимости, холодном спокойствии, умении таить свои мысли нередко обнаруживал весьма живые слабости живого человека. Черчилль писал о нем: «У меня создалось впечатление, что под покровом своего невозмутимого и непроницаемого вида он скрывал неожиданную для него чувствительность. Это впечатление подтверждалось в процессе моих контактов с этим высоким флегматичным человеком».

Даже если отставка не была маневром, отношение к ней больно задело его. Возможно, он хотел стихийных знаков внимания в качестве признания своих заслуг. Но полное равнодушие? Этого де Голль не ожидал! Встречая в эти дни одного из немногочисленных посетителей, он вдруг бросил: «Здесь Лонгвуд…» Он вспомнил место последнего изгнания Наполеона? Странная ассоциация, напоминающая о смятенных чувствах, может быть, о растерянности. Прожив неделю в Марли, генерал с семьей вдруг решает съездить погостить к брату жены Жаку Вандру в его поместье Сенфонтен. Быстро собираются, и вот, уже садясь в машину, генерал извлекает из своих неисчерпаемых исторических познаний фразу, сказанную одним французским маршалом в момент отказа от безуспешного штурма крепости, и шутливо декламирует ее: «А сейчас вы увидите то, что является самым сложным в военном искусстве: отступление!»

Фарс

Так и не дождавшись ни одного признака волнения, ни одной демонстрации или митинга, не увидев никаких проявлений замешательства, генерал де Голль отправился в отремонтированную наконец собственную резиденцию «Буассери» в Коломбэ. За годы войны парк разросся. Аллея метров в двести, проходящая от ворот до дома, стала более тенистой. Чтобы облагородить этот несколько буржуазный двухэтажный дом, генерал велел пристроить к нему шестиугольную башню, возвышавшуюся теперь над черепичной крышей продолговатого здания своим невысоким конусом. Это немного напоминало замок. Внутри башни, в комнате с тремя окнами, его Кабинет. Когда генерал, сидя за письменным столом, поднимает взгляд, перед ним открывается широкая панорама полей, невысоких холмов, темнеющий вдали лес. «Галльский лес», — говорит он. И ничего, ни одной постройки, ни одного человека до самого горизонта. На лужайке около дома разбита большая, десять на семь метров, клумба в форме Лотарингского креста: память эпопеи, начавшейся в Лондоне 18 июня 1940 года. Это уже история, и Шарль де Голль с некоторой грустью приступает к работе над своими мемуарами. Впрочем, он охотно отвлекается, чтобы отвечать на письма. Де Голль любезно, старомодно, напыщенно благодарит каждого автора, приславшего свою книгу. Бывает, что письма преданных людей, преисполненных добрых намерений, его раздражают. Верный Мишле, министр вооруженных сил в его правительстве, оставшийся на этом посту и после ухода генерала, пишет по поводу все еще временного военного звания де Голля. Дело в том, что сейчас проходит «упорядочение», проверка и утверждение чинов, полученных во время войны. Ведь де Голль до сих пор не утвержден в звании бригадного генерала. Если он не пройдет процедуру «упорядочения», то останется просто полковником в отставке.

«Мой дорогой министр, — отвечает де Голль, — с 18 июня 1940 года, то есть с того дня, когда я вышел из армейских кадров, чтобы приступить к деятельности исключительного характера, развернулись события такого масштаба и смысла, что теперь уже невозможно „упорядочить“ это абсолютно беспрецедентное положение.

Нет совершенно никакой необходимости менять что бы то ни было в этом положении, продолжавшемся в течение пяти лет семи месяцев и трех дней великого испытания. Любое „административное решение“, принятое сегодня в этом отношении, было бы странным и даже смешным.

Единственная мера, которая отвечает масштабу этих событий, состоит в том, чтобы оставить все в нынешнем состоянии. Когда-нибудь смерть урегулирует все трудности…»

Де Голль отказывается от всего: от военной медали, от награждения орденом Почетного легиона, от присвоения ему специального звания «генерала освобождения». Он бригадный генерал временного характера и носит по две звездочки на рукавах и на кепи, а на мундире — только Лотарингский крест.