Генерал де Голль

Перечисление всех этих идейных предшественников де Голля отнюдь не лишает книгу оригинальности, если иметь в виду постановку вопроса о войне, армии и полководце в конкретный момент и в специфической форме. Вообще же о серьезном научном ее значении по существу трактуемых в ней вопросов говорить особенно не стоит, поскольку, например, коренную причину войн де Голль видит в природе человека. Найти в книге большую научную ценность можно было бы при условии ее издания по крайней мере лет на двести раньше.

И все же книга «На острие шпаги» имеет совершенно исключительное значение в главном для нас вопросе об эволюции личности Шарля де Голля. Это поразительный автобиографический документ, хотя автор, видимо, совершенно не рассматривал ее в качестве такового. Мало кто заметил выход этой книги. Но спустя много лет, в свете последующей грандиозной карьеры ее автора, она приобрела совсем иное звучание.

Книга де Голля — это не какой-то случайный отклик на злобу дня. Она выражает его мысли, накопленные за много лет. Об этом говорит сама ее структура. Первые три главы: «О военной деятельности», «О характере», «О престиже», представляют собой обработанные тексты лекций, прочитанных де Голлем в 1927 году в Высшей военной школе и в Сорбонне. В основу главы «О доктрине» легла статья, опубликованная им еще в 1925 году подзаголовком: «Доктрина a priori, или доктрина обстоятельств». Специально для книги, совершенно заново де Голль написал введение и последнюю, пятую главу «О политике».

Хотя книга звучала резким диссонансом на фоне основных направлений буржуазной политической мысли эпохи «процветания» и эйфории, это не значит, что де Голль игнорировал действительность. Напротив, он все время имеет ее в виду и откровенно изливает чувство горечи, в котором отражается его личная неудовлетворенность своей судьбой и сознание несправедливости приниженного положения французской армии вообще в эру бриановского пацифизма. При этом он анонимно полемизирует с апологетами тогдашней международной «стабильности».

«Неустойчивость, — пишет он, — характерна для нашей эпохи. Сколько правил, предсказаний, доктрин опровергнуто, сколько испытаний, потерь, разочарований, а также сколько взрывов, ударов, неожиданностей, поколебавших установленный порядок. Преобразившим мир армиям остается лишь страдать и оплакивать свои утраченные надежды. Можно считать эту меланхолию военных в периоды мира, несомненно, классическим явлением. Но военные люди не могут без боли воспринимать контраст между фиктивной деятельностью армии в мирное время и ее скрытой мощью».

Де Голль считает понятным, что военные и их заботы отодвинуты на второй план в условиях всеобщего стремления народов к миру. В свою очередь, это стремление он находит вполне естественным результатом тяжких испытаний недавней войны. Но надежду на то, что войны не будет только потому, что она ужасна, он считает беспочвенной иллюзией. Де Голль с сарказмом пишет о появлении какой-то мистической веры в невозможность войны, объяснимой исключительно страстным желанием избежать ее. По его мнению, эта мистическая вера совершенно лишена логических и вообще любых реальных оснований. Таким образом, он как бы выражает понимание чувства наивной уверенности в невозможности войны, но лишь для того, чтобы показать его беспочвенность. «Вид больного, — пишет он, — который грозит кулаком смерти, не может никого оставить бесчувственным».

Войну нельзя окончательно предотвратить потому, что она служит проявлением фактора силы, являющейся главным содержанием жизни, природы, самого человека. Но это неизбежное явление не только пагубно, но и благотворно одновременно. Де Голль считает, что говорить об этом надо откровенно, прямо и резко, ибо речь идет о самом ужасном в жизни человечества — о войне как следствии объективно необходимого содержания жизни, немыслимой без насилия.

«Можно ли представить себе жизнь без фактора силы? — пишет де Голль. — Пусть помешают рождению нового, обесплодят умы, заморозят души, усыпят нужды; вот тогда, несомненно, сила исчезнет из застывшего в неподвижности мира. Иначе никто не может сделать немыслимым существование силы. Сила — средство мысли, инструмент действия, условие движения; эта акушерка необходима, чтобы добиться хотя бы одного дня прогресса Сила — это щит мудрецов, оплот тронов, таран революций; порядок и свобода, в свою очередь, обязаны ей своим существованием. Сила — колыбель городов, скипетр империй, могильщик пришедшего в упадок; она дает законы народам и определяет их судьбу».