Генерал Ермолов

Чеченцам удалось вовлечь в восстание многие дагестанские ханства — ширванское, акушинское, аксаевское, дженгутайское, лезгинское и другие.

Султан-Ахмед-хан аварский, хотя и состоял на службе его величества и получал за это жалованье, однако принимал к себе всякого рода преступников и тайно готовился к военным действиям. Ему помогал советом и организацией движения народов Дагестана против империи его брат Хасан, правитель дженгутайский, человек, пользовавшийся большим уважением среди местного населения. Чтобы отвлечь внимание русских, союзники решили напасть на уцмия каракайтагского и шамхала тарковского, отказавшихся примкнуть к общему восстанию горцев.

«Не хочу угрожать вам, и я в том нужды не имею, — писал Ермолов аварскому хану 24 июля 1818 года, — но отдаю на рассуждение вашего превосходительства, могу ли я, имея по воле великого государя моего и власть, и силу, допустить, чтобы нанесли оскорбление верноподданным его, и чтобы я оставил то без примерного наказания? Могу ли я терпеть своевольства такого человека, которого я потому только знаю, что он имеет честь быть вашим братом, который разве лишь низкими и подлыми сплетнями и происками мог сделаться известным.

Простите за откровенность, но я всегда так говорю с моими приятелями и против них не умею быть не только слабым, но и излишне снисходительным»^{466}.

Аварский хан пытался убедить главнокомандующего, что он предан России, и в доказательство «сдал» ему проводника Hyp-Магомета, с которым сам отправил своих людей на помощь чеченцам. Правда, с опозданием: генерал давно уже прогнал его в горы.

— Подданные вашего превосходительства также были с Нур-Магометом! — подчеркнул Алексей Петрович. — Хочу верить, что о том вы не знали или не имели власти, чтобы удержать их, но уверяю вас, что за то нимало не сержусь^{467}.

Обмануть Ермолова не удалось.

Алексей Петрович предостерег и других правителей Дагестана от участия в подготовке восстания:

— Если я возьмусь по своим правилам воздерживать вас, то вам будет очень неприятно, а ваши подданные, увидя, что вы не в силах защитить их, потеряют к вам уважение^{468}.

Ни предупреждения, ни откровенные угрозы не помогли: большая часть дагестанских правителей продолжала втягивать свои народы в подготовку общего восстания горцев. Ермолов остановил выдачу жалованья аварскому хану и приказал генералу Пестелю выступить против акушинцев, остановиться лагерем подле селения Башлы, сохраняя, однако, «в непроницаемой тайне точное назначение войск», чтобы заставить их больше думать о собственной защите, чем о нападении на племена, преданные России^{469}.

Пытаясь предотвратить кровопролитие, Ермолов обратился с воззванием к народам акушинского, драгинского и цудахаринского обществ, разоблачил ложь и коварные замыслы их правителей, которые хотят использовать их для наказания своих неприятелей, ориентирующихся на Россию. Требуя от них аманатов, он писал:

«Довольствуйтесь великодушным расположением к вам российского правительства, которое уважает веру вашу, не нарушает ваши обычаи, не касается вашей собственности и ничего от вас не требует. Но знайте, что оскорбление и вред, нанесенный верноподданным великого государя, наказываются строго…

Не забывайте, народы, что вы дали обещание ничего не предпримете противного пользам России. Может быть, не остановлю я вас моим советом, но исполню свой долг, предупредив вас. Сколько уважаю вас спокойными и кроткими, столько страшно буду наказывать дерзких и своевольных. Остерегайтесь!»^{470}.

Пригрозил главнокомандующий и другим правителям. Дагестан раскололся. Шамхал и уцмий, опасаясь своих противников, ориентировались на Россию. Все остальные владельцы и их народы поддерживали чеченцев. Первых следовало защищать, вторых — держать в страхе. Но как это сделать? Территория, находившаяся под его властью, была несоразмерна с численностью русских войск, разбросанных по Линии. К тому же общий некомплект только в полках регулярной кавалерии и пехоты Кавказского корпуса достигал двенадцати тысяч человек. Конечно, собранные вместе, они и в неполном составе справились бы с любой повстанческой армией. Но, увы, главнокомандующий не мог пойти по пути оголения своих флангов, поэтому вынужден был действовать малыми силами.

Пока армия была не укомплектована, Ермолов по необходимости воздерживался от наступательных действий и заботился только об обороне собственных границ, как правило, плохо защищенных. Он понимал, что здесь, на Кавказе, одинаково вредны и сила, неуместно употребляемая, и кротость, слишком откровенная, на которой, как форме общения с горцами, настаивал начальник Главного штаба князь Волконский: первая подрывала доверие к власти, вторая принималась за слабость и поощряла к активным действиям^{471}.