Генерал-фельдмаршал Голицын

На том путники и порешили. Слуг переодели в закупленное еще в Киеве польское платье, да и сами вырядились знатными панами. Так инкогнито и сумели добраться до Львова, где, по слухам, власть попеременно держали то сторонники Августа Саксонского, то приверженцы партии принца Конти. Прежде чем въехать в город, остановились в пригороде Подзамче на широком подворье «Конь». Конная ярмарка уже отшумела, и широкое подворье пустовало. Борис Петрович останавливался здесь еще десять лет назад, когда ездил с посольством к королю Яну Собесскому. Хозяин, толстый, приземистый, багроволицый пан Бутята с седыми висками, сразу узнал своего давнего щедрого постояльца и принял московитов радушно: боярину и князю отвели лучшие горницы, челядь разместили в мазанках, лошадям в конюшне дали отборное зерно.

Хозяин накрыл Шереметеву и Голицыну ужин в отдельной столовой зале, челядь же кормили в корчме. До этого на всех постоялых дворах боярин соблюдал инкогнито: ел наравне со своими гайдуками, что ему изрядно надоело. Перед старинным знакомцем Бутятой Шереметеву нечего было скрывать свое боярское звание, да и расспросить его следовало по-тихому: какая же нынче власть в граде Львове — саксонская или французская?

— Вчера еще стоял в городе коронный гетман Любомирский со своим войском. А всем ведомо, что пан гетман держит сторону французского принца. Но на рассвете поднялась великая стрельба, и в город вошли саксы. Ждем их и здесь, в Подзамче. Я уже приказал укрыть в погребе бочонки доброго токая — известно, что саксы, как их король Август, отменные выпивохи… — охотно сообщил новости словоохотливый хозяин, сам ухаживавший за дорогими — гостями.

— Да вам-то, ваша светлость, нечего бояться саксов, ведь царь Петр протянул руку помощи саксонцу, — успокаивал пан Бутята усталых путников, налегавших на Львовские рубцы и колбасы.

Но в это время в коридоре прозвучала твердая немецкая речь, зазвенели шпоры — и на пороге вырос саксонский ротмистр и его вахмистр.

— О-го-го, Иоганн, да здесь накрыт отменный стол, а эти знатные поляки не иначе как из свиты гетмана Любомирского! Посмотрим, что за птахи попали к нам руки! — грозно бросил ротмистр вахмистру, и по знаку последнего десяток саксонских рейтар с пистолями в руках ввалились в комнату. Шереметев даже не успел позвать своих челядинцев, как его и Голицына поставили к стенке, а за их столом воссел ротмистр-саксонец, вожделенно поглядывая на жареного гуся с яблоками.

— Кто такие? — строго вопросил саксонец, кладя на тарелку фаршированную гусиную шейку.

— Ротмистр Роман с командой, еду с турецкой границы! — по-польски ответил Борис Петрович.

— Ах, ты ротмистр, — благодушествовал саксонец, похрустывая жареной гусиной корочкой. — И кому ты присягнул, ротмистр: моему королю Августу или этому французику Конти?

Борис Петрович растерянно молчал.

— А, молчишь! Значит, присягнул французу, продал моего короля и Польшу, и тебя потребно расстрелять!

В это время в столовую вихрем ворвался молоденький корнет и, захлебываясь, отрапортовал ротмистру:

— Там, во дворе, мои рейтары откинули рогожи с телег, а там богатейшие собольи меха на многие тысячи!

— Откуда соболя? — с прежней суровостью спросил ротмистр.

— Соболя и горностаи, герр ротмистр, из Москвы. То царский презент для вашего короля Августа! — выступил вперед князь Дмитрий, понимая, что им уже никак не скрыть инкогнито.

— Так вы что, московиты? — сердито передернулся ротмистр. Он даже вскочил, услышав о соболях.

— Я посланец его величества царя Петра Алексеевича к вашему государю. А меха те потребно доставить в королевский замок в Краков! — важно выступил вперед Борис Петрович.

— Да какой же ты царский посланец, ежели ты только что назвался польским воякой? — презрительно бросил ротмистр. — Тебя не в королевский замок надо вести, а в городскую темницу. Меха же я конфискую в пользу моего короля Августа. Думаю, получу за это поистине королевскую награду. Всем известно, как щедр мой государь.

— В тюрьму-то этих бездельников вести поздненько, герр ротмистр! Еще убегут по дороге! — вмешался вахмистр, которому совсем не улыбалось тащить под конвоем пленных в такую темень, когда можно было так славно закусить и выпить в корчме на подворье. — Может, засадим их в крепкий подвал, а утром отведем к господину полковнику, там и разберемся.

— Оно и правда, утро вечера мудренее! — неожиданно согласился ротмистр.

— Хозяин, есть ли у тебя крепкий подвал? — грозно обратился он к пану Бутяте.

— Как не быть! — обрадовался тот за судьбу своих постояльцев. — Я сам покажу вам тот погреб!

— Вот и хорошо! Корнет, засади-ка пленных в подвал, да не забудь запереть их на крепкий замок. А я пойду взгляну, что там за диковинные меха в коробах на телегах. — И ротмистр поспешил во двор.

— Вот что, Бутята, Богом тебя молю, скачи во Львов на Арсенальную улицу в дом к пани Кристине Замойской. Расскажи ей о нежданном аресте. Верю, она выручит! — успел шепнуть Борис Петрович хозяину по дороге в подвал.

Догадливый хозяин послушно склонил голову.