Генерал-фельдмаршал Голицын

Петр посмотрел на крепко сбитую, ладную фигуру Голицына, на его волевое решительное лицо. Ведь как отличился, когда тащили яхты через карельский бурелом, — сам тянул лямку, в то время как командир семеновцев Чамберс снова, как и под Нарвой, сказался больным.

— Что ж, хорошо, что отважен, лови фортуну за хвост!

Царь назначил князя Михайлу командовать передовым отрядом. Резерв же отдал в команду своему любимцу, поручику Меншикову, который тоже давно просился в горячее дело.

На рассвете в туманной мгле струги с охотниками двинули к Нотебургу. Шведы заметили движение и встретили русских огнем ста пятидесяти орудий.

Михайло видел, как бомба попала в следовавший за ним челн. В воду с криками и стонами полетели солдаты, лодка перевернулась и затонула. Быстрое течение сносило вниз по Неве солдатские треуголки. Но следить дале было некогда. Струг уже уткнулся в отмель, и солдаты-семеновцы по пояс в воде, неся над головами ружья и лестницы, двинулись на брешь, пробитую в крепостной стене. Но шведы установили там ночью легкие пушки. Те плюнули картечью, и десятки солдат легли под стеной. Михайлу обогнал Петр Шилов, быстро поставил лестницу к стене и тут же выматерился — лестница оказалась короткой.

Михайло махнул шпагой, бросился к бреши, где можно было взойти и без лестницы. Солдаты побежали за ним.

Прошли сквозь картечь, захватили брешь и три пушки. В ответ шведские гренадеры стали бросать со стены бомбы. Одна из них, шипя, завертелась у ног Михаилы. Он отпихнул ее, но граната взорвалась. Взрывом Михаилу выбросило из бреши. Ударился, должно быть, о камень головой, в глазах потемнело. Когда очнулся, шведские гренадеры опять заняли брешь и вели оттуда частый огонь.

Охотники попятились, иные побежали вспять к реке.

— Не допустить ретирады! Оттолкнуть челны на течение! — Михайло бросился к отмели. — А ну, помогай! — крикнул он Шилову.

Столкнули один челн, другой.

— Что он там делает? — удивился Петр, глядя с береговой батареи в подзорную трубу.

— Думаю, князь Михайло перекрыл всем путь к ретираде! — спокойно рассуждал стоящий рядом с царем Шереметев. — Без лодок и челнов что солдатам делать? Иль погибать в водах Невы, иль взять штурмом фортецию! Иного не дано!

— Уже который час идет штурм стены, и все без толку. Мишка Голицын понапрасну лучших солдат губит! Я бы на его месте не челны от берега толкал, а давно трубил общую ретираду, государь! — вмешался тихий Аникита Иванович Репнин, ох как не любивший зазнайку Голицына.

— И то правда! — согласился вдруг с ним Петр. И приказал адъютанту, офицеру-преображенцу: — Плыви немедля к князю Михаиле. Пусть трубит ретираду, а не то он на том штурме всех охотничков положит. Так Борис Петрович? — Царь обернулся к фельдмаршалу.

— Да, лесенки-то коротковаты вышли, по ним на стены не взойти! — тяжело вздохнул Шереметев.

— Ничего, пусть еще артиллерия день-другой поработает, тогда и взойдем на стены! — угрюмо сказал Петр, вглядываясь в окутанный пороховым дымом Нотебург. Там надсадно ревели шведские пушки, слышалась частая стрельба. Но что это, за рекой снова пропели трубы, но то был сигнал не к ретираде, а к новой атаке.

Когда царский адъютант, чисто выбритый, в новеньком преображенском кафтане предстал перед князем Михайлой, тот был в порванном при падении мундире, с перевязанной головой, с блестящими на покрытом порохом лице сумасшедшими глазами — весь в горячке боя. И по горячке ответил не раздумывая:

— Передай государю: ныне я в ответе токмо перед Господом Богом, умру иль возьму крепость!

По лицу Петра от гнева заходили желваки, когда адъютант честно передал ему слова Голицына. На сей миг Борис Петрович оторвался от подзорной трубы и сказал с видимым восхищением:

— Ай да Мишка, ай да молодец — отбил-таки брешь у шведа!

Теперь и простым глазом было видно, как зеленые мундиры охотников заполонили брешь в стене и хлынули в крепость.

— Мин херц, прикажи и мне идти на подмогу! Мои солдатики лестницы довязали — сразу на стены взойдут! — попросился у царя Меншиков.

Петр согласно махнул рукой, и скоро пятьдесят челнов Александра Даниловича помчались через реку. Расчет оказался верным: Шлиппенбах почти весь гарнизон стянул к пролому, и пятьсот солдат Меншикова легко взошли на слабо охраняемые стены и открыли частый огонь по внутреннему двору крепости.

И вот после этого жалобно запели шведские горны, моля о пощаде: Шлиппенбах сдался после тринадцатичасового штурма крепости.

Возмущенный большими потерями среди охотников (полторы тысячи убитых и раненых), принимавший капитуляцию Шереметев потребовал, чтобы крепость была сдана ему в тот же день до наступления ночи, «без всякой отсрочки, оговорок или перемены мест!».

Борис Петрович так спешил еще и потому, что знал, что Нотебургу на выручку поспешает семитысячный корпус генерала Кронгиорта. На другой же день после штурма, 12 октября фельдмаршал перешел с частью войск через Неву и двинулся навстречу шведам.