Ситуация с Ф.П. Паленом еще раз подтверждает мысль, что для административной работы, помимо глубокого и разностороннего образования, высоких нравственных качеств, требовались особые черты характера и заведомая предрасположенность к подобного рода деятельности.
В конце 30-х гг., во время отпуска М.С. Воронцова должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора исполнял П.И. Федоров, в обычное время занимавший пост Бессарабского военного губернатора, управляющего гражданской частью и Измаильским градоначальством. В отсутствие М.С. Воронцова в Одессе, как указывают современники, плелись против него инриги, центром которых было общество, собиравшееся в доме Л.А. Нарышкина. Многие знали, что негласно направляет эти интриги инспектор всей поселенческой кавалерии граф И.О. Витте. Военный губернатор Одессы и управляющий гражданской частью граф А.П. Толстой составил ежегодный по градоначальству отчет на имя Императора таким образом, что тот, сделав более 60 замечаний, передал его на обсуждение Комитету министров. Как пишет Н.Н. Мурзакевич: «Гроза готовилась разразиться сильная»[447]
. Но, благодаря распорядительности и опыту в бюрократических вопросах Федорова, дело завершилось в пользу М.С. Воронцова. Была создана комиссия для разбора изложенных в отчете непорядков, и сообщено об этом правительству. Комитет министров не мог ничего предпринять против М.С. Воронцова, в то время как Толстой был вынужден оставить службу.Однако недовольство некоторых членов Комитета министров было столь сильным, что занимавший до Толстого пост градоначальника Одессы А. И. Левшин сообщает М.С. Воронцову просьбу графа Строганова воздержаться от каких-либо просьб для Одессы или Новороссийского края, так как одно лишь упоминание имени М.С. Воронцова после истории с Толстым вызывает весьма негативную реакцию[448]
.Эта история еще раз подтверждает существование весьма острой проблемы во взаимоотношениях между представителями генерал-губернаторской и министерской власти. Некоторые министры считали, что М.С. Воронцов пользуется чрезвычайно высокими полномочиями в Новороссии, превратив территорию края чуть ли не в собственное поместье[449]
. Справедливости ради следует отметить, что столкновения между генерал-губернаторской и министерской властями происходили почти во всех регионах империи. Для М.С. Воронцова подобные отношения с министрами едва не закончились в 1827 г. отстранением его от должности. Уже будучи на Кавказе, М.С. Воронцов получил следующую характеристику сенатора К.Н. Лебедева: «Уважая Государя, он вовсе не уважает его министров. В нем много молодечества и желания польстить своему краю, хотя бы эта лесть краю и несовместна была с выгодами империи»[450]. Последнее утверждение весьма спорно, учитывая результаты деятельности М.С. Воронцова в подведомственных ему регионах, и то обстоятельство, что М.С. Воронцов считал эти территории полноправными составляющими государства, а не колониями.«Все гг. министры знакомы с Россией по пересказам и донесениям», — писал старый боевой товарищ М.С. Воронцова И.В. Сабанеев. В 1828 г. он советовал А.А. Закревскому, назначенному министром внутренних дел, объехать внутренние губернии и Новороссийский край, чтобы познакомиться с народными чаяниями[451]
. Сложные отношения с министерской властью были вызваны в основном тем, что генерал-губернатор был обязан о каждом своем проекте докладывать предварительно в соответствующие министерства, тогда как зачастую интересы края требовали немедленного его воплощения. В своих воспоминаниях (начиная с 1837 г.) В. Кокоров, перечисляя крупные «экономические провалы» этого периода, останавливается на проблеме трагического опоздания строительства железной дороги из Москвы к Черному морю, подчеркивая, что, когда был решен вопрос о Николаевской дороге, Воронцов и Кочубей представили проекты о сооружении линии от Москвы к Черному морю. Проекты не имели успеха, за медлительность в этом вопросе Россия расплатилась трагедией Севастополя.