Необходимо отметить и проявления дружелюбных отношений между Русским оккупационным корпусом и местными жителями. Так, М. С. Воронцов с удовольствием, как сказано в приказе от 1 февраля 1816 г., принял благодарный отзыв от жителей селения Сар-Лотери о капитане Нарвского пехотного полка Атамонове, предпринявшем все меры для тушения пожара в этом селении: «Дав знать о сем по корпусу, я остаюсь в полном уверении, что всякой частной (так в источнике. – 0.3.) командир вверенного мне корпуса не откажет себе в удовольствии помогать жителям в подобных и других требуемых помощи случаях»[296]
.В приказе от 21 марта 1816 г. М. С. Воронцов рекомендует всем начальникам смотреть, чтобы люди не ходили и не ездили по вспаханным полям, тем более что есть тропинки и дорожки, через поля идущие, которых нужно держаться. М. С. Воронцов выражает признательность командирам Новоингерманландского и Алексопольского полков и командирам первых гренадерских рот этих полков за порядок в их частях, чему он был свидетелем, объезжая корпус на егерских учениях [297]
. В одном из апрельских распоряжений Михаил Семенович строго запрещает воинским чинам его корпуса рыбную ловлю в реке Самбре и всякую охоту, особенно псовую: первое – потому, что река отдана на откуп одному французу, который понес бы убыток; второе – для охоты отводится определенное время года, к тому же необходимо оберегать хлеба на полях.Приведенные выдержки из приказов М. С. Воронцова по корпусу являются проявлением тех принципов, на которых строил М. С. Воронцов свои отношения с подчиненными. Главной целью каждого являлось достойное выполнение обязанностей. Касаясь этого вопроса, М. С. Воронцов так определял свою позицию в Докладной записке Императору Александру I о пребывании Русского оккупационного корпуса во Франции в период 1815–1818 гг.[298]
: «Я был всегда уверен, что, дабы укротить порки и вместе с тем поддержать дух и надежду добрых солдат, нужно строгое и неослабленное наказание за важные проступки, сопряженные с действительными мерами для укрощения бесчеловечных и без разбору на одном капризе основанных притязаний, особливо таковых, кои еще, к несчастью, у нас в армии употребляются для узнания виновных, весьма часто делается сие над невинными и честными солдатами. Пытка сия столь противна Божеским законам и Высочайшей воле Вашего Императорского Величества, нередко вводит сих людей в отчаяние, а от оного к пьянству и в те самые пороки, коими они прежде невинно обвинялись. Одна из самых главных и самых нужных вещей есть, чтобы солдат знал, что за хорошее поведение в службе, честность, усердие и ревность в учении он должен надеяться на хорошее обращение с ним начальников, как противное поведение немедленно приведет его к строгому и справедливому наказанию»[299].В подтверждение вышесказанному М. С. Воронцов перечисляет в Докладной записке свои требования, направленные для соблюдения обозначенных выше правил, заключавшихся в следующем:
1. Искоренение бесчеловечия, то есть жестокости по отношению начальников к подчиненным;
2. Строжайшее наказание за крупное преступление, но при этом солдаты должны ясно видеть различие, зависимость, меры наказания от степени тяжести (каждого) совершенного преступления;
3. Каждое телесное наказание, произошедшее в полку, должно было строго фиксироваться в специально предназначенной для этого книге[300]
.«Меры сии, – пишет в Записке М. С. Воронцов, – возымели желаемый результат (успех): солдаты тех полков, где прежде так сему следовали, увидели, что за преступление, как-то за смертоубийство, разбои, кражи, неповиновение и грубость к начальству, никто не миновал строжайшего по законам наказания и что я почти не убавлял в таковых случаях приговоров судов, хотя бы они и до жизни касались. Они увидели, что за меньшие или неумышленные проступки нужная строгость по оных смягчалась и что ни в чем не виноватый – ничем никогда не наказывался»[301]
.М. С. Воронцов подводит итоги нравственно-воспитательной работы в корпусе в результате принятых мер. Практически было искоренено воровство, при этом М. С. Воронцов обращает внимание Императора на тот факт, что во время расследования им строжайше было запрещено «в каком бы то случае ни было употреблять наказание и пристрастные допросы»[302]
. М. С. Воронцов подчеркивает, что истязание невиновного рождает в каждом солдате мысль о возможности быть безвинно наказанным за чужой проступок, что приводит к тому, что «слабые умы, привыкая к возможности наказания, легко привыкают и к возможности преступления»[303].