До Берлина оставалось немногим более 80 км. Угроза столице вызвала немедленную реакцию противника. Фридрих с армией численностью около 48 тысяч человек принял решение атаковать.
Но и австрийцев выход русских войск в район Франкфурта побудил, наконец, присоединиться к ним: Даун хотел совместно пожать плоды возможной победы. После этого силы союзников достигли 59 тысяч человек (включая 7–8 тысяч иррегулярной конницы, считавшейся непригодной к использованию в сражении).
Салтыков, узнав о приближении Фридриха, занял на Кунерсдорфских высотах (на правом берегу Одера напротив Франкфурта) позицию и приступил к ее оборудованию. Расположив пехоту в две линии, русский генерал вместе с тем отступил от канонических правил построения линейного боевого порядка. За правым крылом он создал очень сильный резерв из части русской кавалерии и всего австрийского корпуса. Кроме того, предусмотрел возможность маневра резервом вдоль фронта, который потом и осуществил.
Прусский полководец переправился через Одер ниже Франкфурта и 1 августа атаковал позицию русско-австрийской армии. Свои войска он развернул под прямым углом к фронту союзников и после сильной артиллерийской подготовки атаковал их левое крыло. Салтыков не препятствовал маневру противника, он лишь стремился ограничить продвижение пруссаков на запад, к правому крылу своей позиции.
Между тем охватывающая атака левого крыла русских войск оказалась для пруссаков успешной: полки находившегося здесь обсервационного корпуса были опрокинуты. Фридрих продолжал атаку, рассчитывая продольным ударом «смотать», как нитку на катушку, боевой порядок русских. В ответ Салтыков перестроил войска центра, которыми командовал будущий фельдмаршал П.А. Румянцев. Последний, чтобы усилить сопротивление войск, расположил их в несколько линий, создав глубокий и упругий боевой порядок. Во многом благодаря этому удалось, невзирая на большие потери, удержать позиции. Фридрих сбил первые две линии, захватив при этом до 70 орудий, но дальнейшая атака захлебнулась. Несвоевременно ринувшаяся на нерасстроенную русскую пехоту прусская кавалерия была разгромлена.
Важнейшую роль в этой фазе сражения сыграла русская артиллерия. Огонь из орудий системы будущего фельдмаршала П.И. Шувалова сорвал маневр противника, попытавшегося обойти центр русско-австрийских войск. Русские пушкари успешно боролись и с прусской артиллерией, ведя огонь поверх боевых порядков своей пехоты (
В сражении наступал явный перелом. По инициативе командиров нескольких частей войска Салтыкова ударили в штыки. Последовавшая затем общая контратака обратила пехоту короля в паническое бегство. Совершенно доконала пруссаков кавалерия Румянцева. Правда, победа досталась большой ценой: союзники лишились 16 тысяч человек, из которых 13,5 тысячи пришлись на русскую армию.
По признанию Фридриха II, чуть не попавшего в плен, от его 48-тысячной армии не осталось и 3 тысяч. В отчаянии он писал в Берлин одному из друзей детства: «Жестокое несчастье! Я его не переживу. Последствия дела будут еще хуже, чем оно само. У меня нет больше никаких средств и, сказать правду, считаю все потерянным» [145] . Это было наиболее тяжелое поражение, которое он потерпел за всю полководческую карьеру.
Славная победа при Кунерсдорфе получила в России большой резонанс. 18 августа 1759 г. указом Елизаветы Петровны Салтыков был пожалован чином генерал-фельдмаршала.
По мнению А.А. Керсновского, кампания 1759 г. могла решить участь Семилетней войны, а вместе с ней и участь Пруссии [146] . Но, к счастью для Фридриха, кроме русских, он имел в качестве противника еще и австрийцев. Последние даже не помогли организовать эффективное преследование пруссаков. Даун, снедаемый завистью к Салтыкову, лишь досаждал русскому главнокомандующему праздными «советами». Это позволило Фридриху II прийти в себя и восстановить боеспособность своей армии.
Что же касается Салтыкова, то ему достало гражданского мужества, предпочтя интересы России интересам Австрии, отвергнуть требование Конференции, которая настаивала на зимовке русской армии в Силезии совместно с союзниками и прикомандировании 20–30 тысяч пехотинцев к австрийскому корпусу. Но правда и то, что Петру Семеновичу изменила прежняя решительность. Моральная ответственность за армию сделала его медлительным и осторожным. Дошло до того, что Елизавета вынуждена была написать новоиспеченному фельдмаршалу: «Хотя и должно заботиться о сбережении нашей армии, однако худая та бережливость, когда приходится вести войну несколько лет вместо того, чтобы окончить ее в одну кампанию, одним ударом». По существу императрица с горечью признала, что военные и дипломатические результаты кунерсдорфской победы оказались растраченными попусту. А признав этот прискорбный факт, вынуждена была заменить Салтыкова на фельдмаршала А.Б. Бутурлина (