Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

Ты подружка моя, Тося,
Я тебе советую:
Никому ты не давай,
А заткни газетою…

Шестериков, оторвавшись от бинокля, поглядел на него подозрительно.

– Ты все понял, Шестериков? – спросил генерал, проделывая снова операцию с циркулем.

– Ну, может, все-таки в окопчик сползем? – сказал Шестериков. – А то веселых-то чаще всего подстреливают.

– Какой окопчик! – вскричал генерал. – Нам только сейчас рассиживать! Дуем к машине скорей. Танки надо спасать, таночки! Пока этот злыдень, Терещенко, из-под носа не увел.

Как поздно он пришел к своему решению! Если б тогда он его высказал, в Ольховатке, – может быть, те, полегшие гнить по оврагам, остались бы живы? Нет, едва ли, они обречены были – своей гибелью доказать всю бесплодность затеи с Сибежским плацдармом. И они же, парадоксальным образом, укрепили «командарма наступления» – все только и заняты были, как ему помочь выбраться из авантюры, куда он и других втянул. Он и до этого, непонятно чем расположив к себе Ватутина, а через него и Жукова, брал от соседей что хотел, – артиллерийские и минометные полки, танковые дивизионы и бригады – и возвращал потрепанные, поредевшие, до того измотанные, что их прежде всего следовало отправить в тыл на отдых и пополнить. Терещенко же, отдавая, и не думал их пополнять, все полагающиеся им пополнения он оставлял себе. В той же Ольховатке, когда уже все решилось с плацдармом и рассаживались по машинам, он громко, при всех, спросил Кобрисова – может быть, и в шутку, но шутку малоприятную:

– Ты бы мне, Фотий Иваныч, не одолжил дивизиюшку? Все равно они у тебя не задействованы.

– А какую б ты, Денис Трофимыч, дивизиюшку хотел? – спросил Кобрисов, под общий добродушный смех. – Небось приглядел уже?

– Шестая гвардейская у тебя хороша.

– Что ж мелочиться? – сказал Кобрисов, отъезжая. – Ты бы уж всю армию у меня прихватил. Я с одним обозом повоюю.

А между тем перспектива с одним обозом и остаться не так уж далека была. Спешить надо было, спешить, ничего не отдать сейчас. И в особенности – танки.

К вечеру сложился в голове предстоявший разговор с Ватутиным, но лишь глубоко за полночь адъютанту Донскому удалось соединиться с командующим фронтом, когда тот вернулся к себе в Ольховатку с Сибежского плацдарма. Звонить же Ватутину на плацдарм, где он мог быть с Жуковым и Терещенко, разумеется, не следовало.

– Николай Федорович, – спросил Кобрисов тотчас после приветствия, – карта перед вами?

– Ну, слушаю тебя. – Ватутин отвечал уставшим голосом и слегка недовольно. Карты перед ним, по-видимому, не было, но старый штабист, конечно, держал ее в памяти, со всеми населенными пунктами и расстояниями между ними.

– Там этот Мырятин видите? В семидесяти километрах севернее…

– В восьмидесяти, – сказал Ватутин. – Ну? Там же как будто Чарновский стоит.

Карты, значит, перед ним не было. Конфигурацию фронта он помнил, но не со всеми же стыками флангов.

– Еще не Чарновский. Еще я стою. Самым краешком правого фланга. Так вот, напротив этого Мырятина… Он там от берега километрах в десяти, что ли…

Кобрисов сделал паузу, чтоб вынудить Ватутина самому произнести:

– Хочешь взять плацдарм?

– Просил бы вашего разрешения. – Кобрисов почти видел, как его собеседник, озадаченный вопросом, расстегивает воротник, всегда теснивший ему короткую шею. – Николай Федорович, я же фактически бездельничаю. Зачем я против Предславля стою, как жених перед невестой? Да еще в присутствии родителей. Да еще – перед чужой.

Это, он знал, заставит Ватутина возразить, еще не закончив обдумывания.

– Как это – «перед чужой»? Невеста у нас – общая.

– А так бывает? – спросил Кобрисов улыбчивым голосом, но Ватутин шутку не подхватил.

– Ты не бездействуешь, Фотий Иваныч. Ты знаешь, зачем ты там стоишь. Если фон Штайнер затеет обратно Днепр пересечь да зайдет с востока на Сибеж…

– Не пересечет он. Такие фортеля Гудериан проделывал в сорок первом, а нынче бы и он не решился. Силы не те. Ведь он, фон Штайнер то есть, считайте, половину своих войск перед Сибежем держит.

Это был подготовленный реверанс Ватутину – что излюбленный им Сибежский плацдарм столько на себя отвлекает. На самом же деле фон Штайнер бросил туда одну дивизию – правда, не обычную полевую, а дивизию СС «Райх», численностью в сорок тысяч и усиленную шестью сотнями танков, которую можно было считать маленькой армией, – и все же только она одна противостояла трем армиям советским. Но Ватутин не стал возражать, что не половину, а самое большее треть сил фон Штайнера связал Сибеж. Кобрисов ему загородил все возражения стеною лести, оставив в ней одну открытую дверцу – Мырятин.

– Что ж, Фотий Иваныч, оно не худо этот Мырятин иметь. Как дополнительный плацдарм, с угрозой Пред-славлю. Отнюдь не помешает. Но там же пустыня, берег лысый. Ты это учел? Ты же там как слеза на реснице Аллаха, стряхнуть тебя с кручи – плевое дело.

– А вдруг не стряхнут? Вот вы же не ожидали, что я этот плацдарм попрошу. Тем более, может, и фон Штайнер не ожидает?