Вася не знал, что такое сортир, но понял, что издеваются над павшим на дуэли Ленским.
— Замолчи! — крикнул Вася, вскакивая с кровати.
Рыжий радостно посмотрел на Бочажка и обратился к своей свите:
— Ребя, эт чо — человек или насрано?
Коробейники в предвкушении загоготали.
— Заглохни, гнида! — ответил отважный и негодующий Вася и приготовился биться не на жизнь, а на смерть, но самый маленький коробейник уже успел скрючиться сзади у его ног, и рыжему оставалось только толкнуть нашего героя, и он полетел вверх тормашками и исчез под кучей орущих врагов.
Ему выбили зубы — два верхних резца.
Впрочем, и без этого такими распухшими и разбитыми губищами было невозможно исполнять «Жаворонка» Глинки, разученного к конкурсу. С карьерой художественного свистуна было покончено.
Вася не сильно расстроился, ведь после звуков оркестра и пенья Ленского их с Гулькиным музыкальное творчество стало смешным и дурацким. Только Гулькина было жалко. Он даже решил вернуть купленные завклубом башмаки, но тот не стал с ним разговаривать и вскоре уволился и уехал.
Вася, конечно, сразу же по возвращении в село бросился читать «Евгения Онегина». И каково же было изумление, разочарование и возмущение!
Ни следа волшебной музыки Чайковского в этих пронумерованных римскими цифрами строчках не было! Прекрасный Ленский появлялся вообще только во второй главе! И Пушкин его, кажется, не особенно жалел и даже посмеивался над ним. И столько всякой ненужной чепухи: панталоны, фрак, жилет, гм! гм! читатель благородный… Глупость какая-то!
Позже Вася узнал, что хваленый Пушкин точно так же испортил и «Пиковую даму», и даже «Руслана и Людмилу»! На офицерских застольях лейтенант Бочажок любил к месту щегольнуть цитатой: «Друзья! Как писал Пушкин:
А когда стал читать Анечке «Руслана и Людмилу», оказалось, что ничего подобного Пушкин и не писал, а болтун Дронов уже на политзанятиях эту философему Баяна зачитал и объявил, что здесь Александр Сергеевич с гениальной прозорливостью предчувствует марксистско-ленинскую диалектику и закон единства и борьбы противоположностей.
А мне вот интересно, куда смотрела свирепая духовная цензура Николая Палкина и почему Глинке и Ширкову было позволено распространять в православном царстве сии зороастрийские лжеучения?
Забавно, что по поводу «Евгения Онегина» у меня с моим генералом наблюдается некое зеркальное, перевернутое сходство, во всяком случае идеальная симметрия.
Когда я (к моему стыду, довольно поздно) впервые от начала до конца прослушал оперу «Евгений Онегин», я был изумлен и возмущен издевательством Чайковского над пушкинским романом, над самым лучшим, что вообще есть в русской культуре!
Я даже не удержался и грязно, как подполковник Пилипенко, обозвал Петра Ильича и надолго потерял всякое желание слушать такие глупости и пошлости. И полюбил оперу только на старости лет, посмотрев посредством подаренного дочерью планшета «Волшебную флейту».
Глава двадцать третья
Детям своим расскажите о них, чтобы запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!
Эту небольшую главу я несколько раз изымал из рукописи и снова возвращал, да и сейчас не уверен, что правильно поступаю.
Сомневаться в уместности на страницах моего романа этих пространных цитат из нелюбимого писателя вынуждают не столько художественные принципы (они ведь у меня что дышло), сколько боязнь, что читателю все это давно и хорошо известно.
Так что, если вы уже читали книгу «Писатель и вождь. Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным» или знаете эти письма из других источников, можете смело пролистнуть эти одиннадцать страниц.
Сам я, хотя и слышал об этой переписке, и встречал какие-то цитаты, у Чудаковой, например, в статье о нобелевских лауреатах и еще где-то, но саму книгу прочел только сейчас, готовясь описать колхозное детство моего героя. Прочел и вот хожу как пришибленный и не могу отделаться. И хочу, чтобы и вы тоже прочли и не смогли.
Вы, конечно, можете сказать: да знаем мы всё, и «Архипелаг ГУЛАГ», и «Колымские рассказы», и множество другой антисоветской и антисталинской литературы давно прочитано и поставлено на полку.
Да в том-то и дело, что это не антисоветская литература! И даже не антисталинская! Это пишет убежденный коммунист, и пишет не кому-нибудь, а самому товарищу Сталину! Тут уж ни о каких преувеличениях или клеветнических измышлениях речи быть не может.
И вот что М. А. Шолохов 4 апреля 1933 года пишет своему вождю:
«Т. Сталин!