Генерал Империи (СИ)

Он сдал шляпу и трость сотруднику ресторана и пошел следом за распорядителем. За небольшой декоративной перегородкой находился столик с видом на сцену и на вход. Однако за счет того, что перегородка была решетчатая в мелкую клетку от входа разглядеть кто там сидит не представлялось возможным. Более того, не вполне понятно было – сидит ли вообще кто. А дверь, подернутая занавеской, позволяла покидать этот столик без лишней огласки.

— Удивили вы меня Александр Иванович, — произнес Максим, аккуратно отрезая кусочек мяса. — Неприятно удивили. Впрочем, присаживайтесь.

— Мне казалось, что вы хотите, чтобы я стоял.

— Вы – нет. Они – да.

Чуть помедлив Гучков присел к столу, и официант споро поставил тарелку и стал раскладывать приборы. Заказывать было ничего не нужно, за него все уже сделали и ужин подали без лишних слов.

— Я, знаете, люблю, когда мясо с кровью. Если не по душе, только скажите.

— С кровью? — задумчиво переспросил Гучков, внимательно наблюдая за Максимом. — Зачем вы пригласили меня на беседу. Почему не стали говорить открыто.

— Почему? — хмыкнул Меншиков и уставился на певицу, что пела со сцены. — Обратите внимание – певица Натали.

Гучков повернулся на аплодисменты и окинул взором невысокую женщину с несколько плотной, но прямо-таки точеной фигуркой и с хорошо уложенными длинными, темными волосами.

Все равно года проходят чередой
И становится короче жизни путь,

— затянула она песню из кинофильма «Ликвидация». И неплохо так затянула…

Не пора ли мне с измученной душой
На минуточку прилечь и отдохнуть?

Все что было, все что ныло,
Все давным-давно уплыло,
Истомились лаской губы
И натешилась душа!

Все что пело, все что млело,
Все давным-давно истлело,
Только ты, моя гитара
Прежним звоном хороша…

— Неплохо, — согласился Гучков, больше присматривавшийся к прелестям певицы, чем к прислушиваясь к ее голосу. — И все же, Максим Иванович, я вас не понимаю. Зачем все это?

— Зачем? Хочу обновить репертуар. Я здесь обкатываю новые песни и смотрю за реакцией людей.

— Я не об этом, — покачал он головой и начал отрезать кусочек мяса.

— Скажите начистоту, Александр Иванович, вы верите в Керенского?

— Верю? Странный вопрос.

— Зачем вы с ним? Просто из-за того, что он предложил вам должность?

— Да, — долго и слишком тщательно прожевав мясо, ответил Гучков. — Император погиб. Ситуация вышла из-под контроля. Александр Федорович контролирует ситуацию, и он единственная сила, которая может сохранить целостность империи.

— Формально – он государственный преступник. Вас это не смущает?

— Вы имеете в виду законное право престолонаследия?

— Да. Он не имел право присваивать себе власть и созывать Земский собор. Это все незаконно.

— Вы знакомы с Дмитрием Павловичем? Это еще большая амеба, чем Николай. Да, незаконно. Но он взял власть и держит ее крепко.

— То есть, вы догадываетесь относительно заказчика?

— Да бог мой! Об этом не догадывается только слепой и глухой. Во всяком случае в Петрограде. Но за Керенским власть. За ним армия.

— Вся ли?

— Юго-Западный фронт уж точно. С Ренненкампфом тоже идут переговоры. Еще немного и он сможет объединить рассыпающееся полотно империи.

— Вы, я вижу, оптимист. Безудержный оптимист.

— Вы так не думаете?

— Я думаю, что в человеке все должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее. Иначе это не человек, а млекопитающее, — хохотнув, произнес наш герой и отхлебнул брюта.

— Что?

— Друг мой, Александр Федорович не обладает никакой реальной властью. Он мыльный пузырь. Кто за ним стоит? Часть крупных промышленников и купцов, часть военной аристократии и радикально настроенные маргиналы, анархисты там или эсеры. Его группа поддержки – противоестественна и возможна только в моменте. Потому что их интересы взаимно исключают друг друга. Но если купцы да промышленники еще с офицерами смогут как-то поладить, то с маргиналами им точно не по пути. Очень скоро все эти эсеры и анархисты, вкупе с прочей шушерой бесноватой, начнут кристаллизироваться вокруг тех, кто пообещает им разрушить мир до основанья и уже завтра на его обломках построить Светлое будущее. Керенский уже мечется, пытаясь собрать воедино расползающееся лоскутное одеяло своих временных союзников. Я бы даже сказал – попутчиков.

— Но останется армия, — чуть нахмурившись, возразил Гучков.