Генерал Империи (СИ)

— Как тебя земля носит?! — несколько опешил адмирал.

— Аш назг дурбатулюк. Аш назг гимбатул. Аш назг тракатулюк. Аш бурзум-иши кримпатул, — на голубом глазу с резко посерьезневшим лицом произнес Максим, вокализировал текст с кольца Всевластья на черном наречье.

— Что? — отступив назад пробормотал адмирал. — Что вы говорите?

— Вааагх! — прорычал Меншиков, шагнув вперед, выхватывая кинжал с очень мерзкой усмешкой, не сулящей ничего хорошего. Адмирал шагнул назад. Оступился и завалился на спину. Максим же замер, нависая над ним. Посмотрел на Дэвида. Хмыкнул. Как можно более дружелюбно улыбнулся. И произнес. — Извините. Увлекся.

После чего пожелав хорошего дня всем присутствующим, удалился. Свои условия он озвучил. Обсуждать их он был не намерен. В конце концов, если развлекать саму Смерть, то почему бы не сыграть в русскую рулетку по-крупному?

Татьяна Николаевна подорвалась и вышла следом. Она не хотела оставаться ТАМ без мужа. Когда же Максим с супругой уже садились в автомобиль, то заметил, что народ, приглашенный им в Топкапы, довольно энергично его покидает. Завтра они снова туда придут. Сегодня же… они были просто не готовы продолжать дискуссию. Во всяком случае публично. По углам-то шушукаться будут. Но не открыто. Максим сумел произвести впечатление. Снова.

— Твою мать… — тихо произнес Татьяна, громко и нервно выдохнув, когда уже сели в автомобиль. — Ты с ума сошел! Ты безумец! Чудовище! Ты видел, КАК ты их напугал?! Да я сама чуть не обмочилась! Ты свое лицо видел, когда эту чертовщину древнюю проговаривал? Они же знают! Ты понимаешь? Они все знают, кто ты! Зачем? Боже! О… это безумие…

— Чудовище говоришь? ХА! Прошу заметить – я ТВОЕ чудовище, — растянув дурашливую улыбку, заметил Максим и с пробуксовкой бросил автомобиль вперед. Чем вызвал вскрик и визг своей дамы.

Глава 3

1916 год, 23 октября, Константинополь

Максим сидел, откинувшись на спинку кресла, и перебирал струны гитары, мурлыкая себе под нос «Отряд не заметил потери бойца» Егора Летова. Едва-едва слышно. Так, скорее себе и почти что про себя. А вокруг вялым, засыпающим реактором гудело застолье. Люди пили. Праздновали. Но уже как-то без энтузиазма. Притомились. Вплоть до того, что кто-то так и вообще дремал в салате.

После выходки Меншикова в день открытия мирной Конференции особых проблем с подписанием не было. Он выглядел в должной степени безумным и опасным, чтобы никто не решился более с ним спорить. Тем более, что в целом – всех все устраивало. Даже Великобритания получала не так, чтобы и сильно мало. Да, Лондон крайне не устраивало то, как поделили флот. Да, Лондон считал отдавать ТАКИЕ куски России слишком жирным. Но так и что? Что реально Лондон мог сделать, чтобы воспрепятствовать воле Меншикова? Ничего. Тем более, что адмирал Битти оказался не лучшим дипломатом, а более искусных кулуарных бойцов подвезти не успели – темпы, с которыми наш герой все проводил, не дали. Так что 21 октября 1916 года все участники конференции поставили свои подписи на черновом проекте документа, поставив жирную точку в Первой мировой войне.

Черновик. Просто черновик. По-хорошему его требовалось бы выверить. Утрясти. Все проговорить и взвесить, дабы добиться понимания у всех подписывающих сторон. И если интересами проигравшей стороны можно было пренебречь, то победители должны, безусловно, все взвесить и поделить.

Но вот беда – Максим не хотел ничего взвешивать и делить.

Он знал – если переберется на поле англичан – они его там сожрут, задавив вековым опытом. Поэтому он действовал дерзко, нахрапом, от бедра. В стиле – или вы подписываете то, что я предложил, или я оставляю вас с Германией и Австро-Венгрией один на один. Или так – или никак.

Для Новейшей истории Европы и мира – совершенно кошмарный и непривычный подход. Но от того не менее реальный, чем любой другой. Да и чего делить? Он работал крупным мазками, действуя с позиции абсолютного победителя. Поэтому, скрепя сердце, эту бумагу подписали все.

Сначала подписал Вильгельм II потому что до ужаса боялся Максима. Потом, после непродолжительных колебаний, свою подпись поставил представитель Франции. Оставаться один на один с Германией ему не хотелось, а плюшки, которые получала его страна, в любом случае превосходили все ожидания. Особенно те, которые имелись под конец войны. После чего адмирал Битти, с крайне недовольной «мордой лица» последовал примеру своих коллег и также подписал «черновик Максима».