Генерал Империи

– Русская эскадра под командованием Войновича нанесла поражение превосходящим силам османского флота, обеспечив прикрытие действий сухопутных сил при осаде Очакова, – чуть задумавшись, ответил фон Эссен. – В том сражении отличился тогда ещё бригадир Ушаков. Славное сражение. Но какое оно имеет отношение к нам и текущему моменту?

– Вы, верно, не знаете, но Максим Иванович большой поклонник Суворова и Ушакова. Мы с ним не раз и не два беседовали, разбирая их операции и кампании. Сражение при Фидониси он особенно ценит. И вот за что. По его мнению, Ушаков, не имея сил для правильного, линейного боя, решился на рискованный манёвр. Командуя авангардом, бригадир Ушаков разделил свои силы надвое, упредил флагманский корабль, поставил его в два огня и вывел из строя, нарушив управление всем флотом. И вынудил значительно превосходящие силы османов отойти. Силы Ушаков разделил, но именно это позволило ему сконцентрировать весь свой огонь на флагмане. Из чего Максим Иванович выводил формулу: «В единую минуту, в одном месте быть сильнее. Но место важнейшее, и минута весь бой решит».

– Очень многозначительно… – покачал головой фон Эссен. – Но от меня всё равно ускользает задумка Меншикова.

– Николай Оттович, – широко и в какой-то мере безумно улыбнувшись, произнёс Колчак, – Максим Иванович предлагает нам всеми силами атаковать ночью Гранд-Флит.

– Вздор… – покачал головой Эссен. – Что нам даст утопление их флагмана ценой своего флота?

– Капудан в данном случае – аллегория. Это голова. То есть головной флот. Он предлагает постараться нанести в ночной атаке как можно больше урона Гранд-Флиту в целом. Чтобы упредить дальнейшую морскую войну с нами и вынудить англичан идти на попятную. Это очень дерзкая идея, но мне она нравится. Я считаю, что у нас есть шансы. Если погасить огни и идти по темноте, то мы сможем подойти очень близко. Так близко, что и старые броненосцы в дело сгодятся. А там и тараном можно бить, и самоходные мины пускать, и даже, чем чёрт не шутит, – на абордаж идти. Да и брандеры, ныне позабытые, применять. Тот же малый эсминец типа «Сокол», с большим зарядом на носу, если ударит дредноуту в борт, имеет все шансы его утопить. Англичане чувствуют своё тотальное превосходство, а потому не ожидают атаки. Они думают, что мы забились в нору и дрожим от страха. А Меншиков предлагает атаковать. То есть действовать по заветам Суворова – удивлять врага.

– Разве это завет Суворова? – удивился кто-то в зале.

– Меншиков считает, что да, – произнёс Колчак. – По его мнению, главным секретом побед Суворова было удивление противника. Удар туда, куда не ожидают, тогда, когда не ждут. Удивишь – победишь. У Ушакова он выводит, как я уже говорил выше, формулу акцентированной концентрации сил. В единую минуту, в одном месте быть сильнее. Но место важнейшее и минута весь бой решит. Тем он и воюет.

– Это безумие… – покачал головой фон Эссен. – Самоубийственное безумие.

– Да, – кивнул Колчак. – Но оно даёт нам пусть призрачный, но шанс на победу. Сидение же здесь – ещё более верный способ угробить флот. Только совершенно бесславный. Вы же прекрасно понимаете: у нас нет ни единого шанса в правильном бою. Даже миража. Будем сидеть тут – бездарно подохнем. А так… – произнёс Колчак и замолчал.

В помещении было тихо. Очень тихо. Пауза затягивалась. Наконец Колчак громко и отчётливо продекламировал одно из четверостиший, что Меншиков произнёс после воскрешения:

– Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит! Один – бог войны – услышит в небе звон клинков стальных. Буря, лютый шторм нас только раззадорят!

– Александр Васильевич! – удивлённо воскликнул фон Эссен и осёкся. Он вспомнил. Он тоже был на той гражданской панихиде, когда Меншиков воскрес. И тоже слышал эти слова. Странные… страшные… но такие уместные.

– Николай Оттович – решайтесь. В конце концов, когда ещё у нас будет такой замечательный шанс вернуть англичанам должок? Хотя бы один из многих? Они, так или иначе, потопят наш флот. Так почему бы нам не заставить их наслаждаться победой с разбитым лицом и переломанными ногами?

– Вы бредите… – тихо и каким-то неуверенным голосом произнёс фон Эссен, глядя на Колчака с некоторым страхом в глазах.

– Весь этот мир сошёл с ума. Так почему нам нужно отставать? А та песня… вы знаете, она так крепко засела у меня в голове, что с тех пор постоянно всплывает. Когда я начинаю унывать, эти слова наполняют меня свежестью и бодростью. Мыслями о том, что нужно быть не робким и безвольным жертвенным агнцем, которого спокойно волокут на убой, а диким бараном, который ломает ворота и гоняет по выгону своих обидчиков, стараясь нанести им хоть какие-то увечья. Напоследок. Его в конце концов забьют, но он дрался, он не сдавался, он старался победить любой ценой до самого последнего вздоха… – тишина. Колчак же широко улыбнулся, закрыл глаза и снова продекламировал фрагмент песни по памяти: – Причалим ли мы к чужим берегам? Иль сгинем в пучине на радость врагам? Валькирии о подвигах наших расскажут великим богам!..