Генерал Карбышев

Из 450 узников погибли все, за исключением французского офицера Дедиона, которому просто каким-то чудом удалось спастись в этой дьявольской бойне. Ему удалось лечь пластом среди мертвых, и фашисты не стали добивать его топором. Выбрав удачный момент он присоединился к группе узников, шедших в каменоломню. Все же полученный им еще раньше удар эсэсовской палки оставил глубокий шрам, который он носит до сих пор…

Мы не забудем никогда этих черных дней февраля 1945 года и просим вас, честные люди всей Земли: никогда этого не забывайте!

Эмиль Валле.

Лагерный № 60 652».

Руководитель антифашистского подполья советских узников Маутхаузена Валентин Иванович Сахаров оказался также очевидцем гибели Д. М. Карбышева.

«…Место, где в течение двух суток пытали генерала Карбышева, было оцеплено отрядом эсэсовцев и пожарно-полицейской командой. У пулеметов над воротами даже днем дежурила охрана. Заключенным запрещалось выходить на аппельплац…

Ночью, после горячего душа, генерала Карбышева вывели во двор. Стоял двенадцатиградусный мороз. Из брандспойтов ударили перекрещивающиеся ледяные струи. Карбышев медленно покрывался льдом.

— Бодрей, товарищи, думайте, о своей Родине, и мужество не покинет вас, — сказал он перед смертью, обращаясь к узникам Маутхаузена.

Последние слова героя-генерала передавались из уст в уста. Мы поклялись тогда отомстить эсэсовским палачам за гибель славного советского патриота. Мы еще раз поклялись отдать дорого свою жизнь и, если потребуется, умереть солдатской смертью, не позволив утопить себя в водах Дуная или отравить в душегубках».

Дмитрий Михайлович Карбышев погиб. Но в Маутхаузене еще оставались узники. Остались те, кого не успели замучить, сжечь, заморозить. Те, кто выжил, дождался победы и вырвался из лагеря смерти на волю.

Смоленский бульвар, 15

Таким был московский адрес Д. М. Карбышева.

Здесь, в доме № 15 на Смоленском бульваре, Дмитрий Михайлович прожил с семьей 18 лет — до последней мирной весны 1941 года. Отсюда он уехал в последнюю свою командировку — в Белоруссию, на западную границу.

Читатели знают о том, что в 1923 году после назначения Дмитрия Михайловича в инженерный комитет ГВИУ РККА семья Карбышевых переехала из Харькова в Москву. К тому времени у них уже росла дочь Елена.

В Москве генералу предоставили служебную квартиру: три небольшие комнаты, в которых, по выражению самого Дмитрия Михайловича, они наконец обрели «оседлое бытие».

Здесь 1 декабря 1926 года родилась вторая дочь Татьяна, а 18 февраля 1929 — сын Алексей.

Квартира Карбышевых состояла из рабочего кабинета Дмитрия Михайловича, столовой, спальни и кухни. Необычайная простота обстановки — хозяева, не питали страсти к пышной мебели, коврам.

Скромен был и кабинет Дмитрия Михайловича, в котором он в течение многих лет готовился к занятиям, писал свои научные статьи и книги. До сих пор бережно хранится большой книжный шкаф с одной застекленной створкой, принадлежавший Дмитрию Михайловичу. Шкаф старинный, из красного дерева, но хозяин его с этим не посчитался. На всех полочках он наклеил бумажки — указатели книг, а на внешней стороне боковых стенок наколотил гвозди и развесил необходимые ему линейки и рейсшины, которыми пользовался, что-либо вычерчивая.

Был в кабинете и стол. На нем Дмитрий Михайлович, опять-таки для удобства в работе, заменил зеленый суконный верх линолеумом. На столе ни громоздких приборов, ни статуэток, ничего лишнего. Настольная лампа под зеленым абажуром, обычная чернильница, ящичек с двумя-тремя десятками остро отточенных карандашей, стопка писчей бумаги.

Кроме книжного шкафа и стола в кабинете небольшой чертежный «кульман», этажерка для рукописей, диван и два кресла. На стене карты Европы и обоих полушарий нашей планеты. В верхней перекладине двери два крюка с кольцами, на которых Дмитрий Михайлович по утрам регулярно делал гимнастические упражнения.

Дмитрий Михайлович был необычайно трудоспособным человеком и, несмотря на огромную занятость, находил время для семьи, с любовью занимался воспитанием детей.

Елена Дмитриевна вспоминает:

«…По квартире разносились звуки музыки, топот и смех детей. Мы, дети, очень любили папу и всем своим существом тянулись к нему. Излюбленным местом для нас являлся его письменный стол. В любое время можно было с шумом ворваться в кабинет, чтобы поделиться своими горестями и радостями. Папа снимал очки, закрывал на мгновение рукой глаза, как бы переходя из одного состояния в другое, и с ласковой улыбкой включался в нашу ребячью жизнь.

Часто в эти моменты на его столе появлялись стенные газеты, плакаты, рисунки, книги и тетради. Папа давал советы, что-то подрисовывал, подкрашивал, поправлял, пояснял ход задач. И всегда охотно, как бы сильно он ни был занят.