Читаем Генерал Карбышев полностью

Опубликовано примечательное исследование омского краеведа А. О. Лейфера. В нем приводятся доказательства тесной связи Сибирского землячества студентов Казанского университета с народовольцами, в частности, с петербургской группой Александра Ульянова.

А. О. Лейфер пишет: «Не сохранилось прямых указаний на то, какого характера задания выполнял Владимир Карбышев в первые полтора-два года своего пребывания в университете. Но, несомненно, что 5 ноября 1886 года он принял активное участие в срыве так называемого университетского акта — ежегодного официального торжества, проводившегося в день основания Казанского университета».

Близость Владимира Карбышева к группе Александра Ульянова и сочувствие ей подтверждается и прямыми уликами, которые послужили поводом к его аресту и осуждению.

1 марта 1887 года по России разнеслась весть о неудачном покушении на Александра III. Девять студентов-террористов были схвачены жандармами. Черносотенная печать требовала беспощадной расправы с ними.

Вслед за правительственными газетами по стране разлетелись тысячи подпольных листовок и прокламаций. Кто их составлял и распространял? Разные по тексту, отпечатанные на гектографе или мимеографе, а то и написанные от руки, они призывали народ протестовать против готовящейся казни отважных революционеров.

Прокламации появились и в Казани. Наклеенные на афишные тумбы, заборы, фасады зданий «присутственных мест», они звали к продолжению революционной борьбы. Свыше двухсот прокламаций фискалы обнаружили только в университете.

Курсовой инспектор факультета, служивший одновременно осведомителем охранки, взял на заметку всех, кого он подозревал в составлении и распространении подпольной литературы.

В свой кондуит он внес и Владимира Карбышева. Запросил также университетскую библиотеку: не состоит ли Владимир в ней и если да, то что читает, какие книги им взяты?

Пока инспектор подбирал ключи для изобличения заподозренного им студента, штатные агенты охранки опередили дилетанта. Они набрели на след подпольщика Николая Баранова. Внезапно нагрянули к нему на квартиру, произвели обыск. Обнаружили два гектографа, около трех фунтов шрифта и различные приспособления для печатания, в том числе и химический состав, употребляемый при тайнописи.

Из устроенного в стене тайника были извлечены рукопись «К противникам русского государственного строя», программа труппы «Освобождение труда», гектографированные отрывки из брошюры «Варшавский процесс 29», пачка воззваний и… письмо.

В нем-то, в этом письме, оказался между строк текст прокламации, написанный химическими чернилами, с подробным описанием покушения на царя Александра III 1 марта 1887 года. Заканчивался листок призывом к продолжению борьбы. Как видно, это был оригинал той самой прокламации, которая распространялась по всему городу.

Жандармам оставалось выяснить, кто же автор письма. От Баранова они не сумели добиться нужных показаний. Он держал себя на допросах дерзко. Никого не выдал. Признался виновным в гектографировании и распространении брошюр против самодержавия. Объяснил, что делал это сознательно. Он считал своим долгом везде, где бы он ни жил, «пропагандировать свои убеждения и вовлекать в борьбу с самодержавием все новые силы».

— А от кого вы получали, сударь, рукописи гектографированных брошюр? — допытывался следователь. — Почерк-то не ваш. Зачем же усугублять свое положение и брать на себя чужую вину?

— Я нарочно изменял почерк, чтобы оставаться инкогнито!

— Отлично, сударь! — продолжал следователь. — Надеюсь, однако, самому себе вы письма не посылали… Да и в нем почерк не ваш… Чье же оно?

— Откуда мне знать? Видите сами — письмо без подписи… Следовательно, я не являюсь его автором. Его писал кто-то другой…

Следствие зашло в тупик. Но опять услужили жандармы. Ими была установлена слежка за квартирой арестованного Баранова. Вскоре явился туда студент Казанского ветеринарного института Листов. Его схватили. Обыск в комнате Листова не прибавил никаких улик. Ничего предосудительного у него не нашли. Случайный знакомый?

Жандармы заглянули в соседнюю комнату. Ее занимал студент местного университета Владимир Карбышев. Сын казачьего офицера до сих пор был у полиции вне подозрений. Жандармы даже извинились за вторжение.

И Владимир совсем не ждал непрошеных гостей. Его никто не успел предупредить об аресте Баранова и провале связного Листова. Обыск застиг его врасплох.

У Владимира нашли не только запрещенную литературу, но и незаконченные рукописи, явно предназначенные для гектографирования.

В «предварилке» началось следствие.

— Откуда у вас брошюра «Варшавский процесс двадцати девяти»?

— Занес какой-то студент, посоветовал почитать… Имени не упомню.

— А «Царь-голод»?

— Кто-то забыл у меня, а кто — право, не знаю…

— Зачем студенту-медику надобно переписывать речь польского преступника Варынского, произнесенную им на суде?

— Ради заработка. Дала какая-то мадам, похвалила мой почерк, обещала прийти за рукописью и хорошо заплатить.

— Почему же вы, ожидая заказчицу, не переписали речь до конца?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное