Читаем Генерал Карбышев полностью

События нахлынули внезапно и разворачивались с отчаянной быстротой.

Посреди ночи всех разбудил громкий стук в дверь.

Михаил Ильич встал, зажег свечу, сошел по лестнице из спальной в переднюю, спросил:

— Кто там?

— Полиция, — послышался в ответ знакомый голос дворника.

В открытую дверь вошло несколько жандармов и полицейских. За ними понятые. Начался обыск. Он длился до утра.

Жандармы и полицейские перевернули весь дом вверх дном. Вспарывали подушки. Поднимали половицы. Даже тюфячок на кроватке Мити и тот прокололи шомполом насквозь. Особенно долго рылись в книгах и письмах Владимира. Потом тщательно осмотрели двор. Обшарили сараи, спустились в погреб, избороздили шашками землю в огороде. Двое полицейских забрались через слуховое окно на чердак. Там, кроме старой рухляди, ничего не обнаружили.

Наконец обыск прекратили. Пристав сел к столу и составил протокол. Прочел вслух. Протокол подписали понятые и хозяин дома.

В тот же день начальник жандармского управления Омска отдал распоряжение взять семью Карбышевых под негласный надзор. Но раньше чем назначенный филер появился у дома и стал назойливо прогуливаться мимо окон, нагло заглядывая в них, Михаил Ильич успел выехать в Казань.

Митю больше всего поразила внезапно наступившая в квартире тишина. Она осталась навсегда в его памяти.

«Когда отец уехал, — много лет спустя вспоминал Д. М. Карбышев, — у нас в доме все время стояла мертвая тишина. Куда девалось наше детское веселье, шумные игры, беготня по комнатам, затеи, озорство? Все мы, как по чьему-то злому наговору-заклинанию, приутихли. Мать, убитая горем, ссутулилась, сникла, смотрела все время вниз, на пол, боясь поднять глаза, чтобы мы не прочли в них ее отчаяния.

Отец застрял в Казани надолго. Писем оттуда не посылал. А вернувшись, почти ничего домашним не поведал.

Внешне он очень изменился. Побледнел, осунулся. Случившееся подкосило его под корень. Он так и не воспрянул духом, постепенно угасал.

Мы не знали, при каких обстоятельствах и за что Володю арестовали, в чем его вина. Не знали и того, что отцу удалось взять его временно на поруки, до суда освободить из-под стражи, но брат оставался под следствием и строгим полицейским надзором более года.

Затем Володю приговорили к одиночному тюремному заключению на восемь месяцев с подчинением после отбывания наказания негласному полицейскому надзору в течение двух лет.

Его снова взяли под стражу и препроводили в острог.

Вероятно, опять стараниями отца, казачьего офицера, Володя был переведен из казанского острога в Омский тюремный замок.

Все это нам открылось после того, как моего старшего брата с очередной партией заключенных доставили в наш город.

Взрослые в семье, наверное, знали о том, когда пригонят очередную партию арестантов в Омск, и с ними Владимира. Отец с матерью заранее ушли из дому, захватив с собой узел с вещами и продуктами. А Сереже и мне, оставшимся дома, принес эту горькую весть вбежавший к нам во двор чужой мальчуган:

— Айда за мной! Повидаете своего братца. Его гонят с каторжными…

— Куда гонят?

— Знамо куда. Не в Иртыше бултыхаться. В остроге с кандалой миловаться.

Проговорил серьезно, без усмешки, и побежал…

Братья за ним. Вот они с пригорка смотрят во все глаза на бредущую партию, окольцованную усиленным конвоем… Идут за ней. Забегают вперед. Ищут во все глаза Володю…

В запыленной, грязной одежде, кто с котомкой, а кто с узлом, все обросшие, бородатые, тянулись узники черной толпой.

Ребята никак не могли отыскать брата. И тут из гущи толпы Владимир сам их заметил, закричал:

— Димок-Дымок!.. Серега!

Братья вздрогнули, оглянулись. Вместе с ними стояла и смотрела на двигавшуюся толпу узников вереница взрослых и мальчишек. Останавливались прохожие, любопытные. А может быть, и такие же, как они, высматривавшие своего отца или брата. Появились и полицейские. Стали теснить и разгонять толпившихся у обочины дороги.

Митя с Сережей оробели, побоялись откликнуться на Володин зов…»

Что же все-таки произошло со студентом Владимиром Карбышевым?

Едва он успел впервые осенью 1884 года переступить через порог курсовой аудитории, как случилось непредвиденное событие. Студентам объявили о новом университетском уставе. Его сразу же прозвали «казарменным».

За ним последовали особые «Правила» поведения студента. Их окрестили «тюремными».

Университет превратился в подобие застенка.

Володя еще в Омске был подготовлен к протесту, к борьбе с самовластием держиморд. В среде казанских студентов он без колебаний присоединился к тем из них, кто твердо решил отстаивать свои права.

Константин Сараханов ввел своего друга-омича в Сибирское землячество, которое к тому времени официально объявили распущенным, но оно продолжало существовать в Казани на полулегальном положении.

В землячестве Володя познакомился с некоторыми единомышленниками Александра Ульянова. То были однокурсники Александра по Петербургскому университету, исключенные из него и высланные из столицы за революционную работу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное