Генерал Карбышев

Это было в начале восьмидесятых годов прошлого века. Незадолго перед тем прогремел на всю Россию выстрел «Народной воли». Он попал в цель, но цели не достиг. Деспота-самодержца не стало, но и воля народу не досталась. Место старого царя на престоле занял молодой. Вместо Александра II — Александр III.

Молодой самодержец превзошел в лютости своего покойного батюшку. Реакция распоясалась. К Омску и дальше, в глубь Сибири, потянулись нескончаемой чередой партии «политических». Революционеров гнали по столбовой в пересыльные тюрьмы, остроги и крепости, в дальнюю ссылку и на каторгу.

За год до того, как Володя получил аттестат зрелости, Константин благополучно распрощался с гимназией.

— Выскочил, а могли вышибить, — признался тогда Костя своему другу. И познакомил его с гимназическим нелегальным кружком. Они заранее условились, что через год встретятся в Казани, в университете.

Володя, как и Костя, хотел быть врачом и решил вслед за товарищем поступать на медицинский факультет. Перспектива попасть в Казань казалась Володе очень соблазнительной. Слухи об этом большом городе на Волге доходили до Омска. Речной порт, бойкий торг, ярмарки, перевалка грузов, много рабочих, грузчиков, студентов. А еще намеками кое-кто давал понять, что там, в Казани, есть подполье, серьезные дела замышляются революционерами…

Промелькнул год. Костя, возмужавший, в студенческой форме, приехал в Омск на каникулы. Встретился с Володей и огорошил товарища: собирается с медицинского перевестись на юридический. Как же так? Ведь оба мечтали врачевать людей…

— Видишь ли, Владимир Михайлович, — сказал Константин нарочито несколько высокопарно, — ныне самый опасный больной — наше российское общество. Вся страна — вот кто, сударь, позарез нуждается в радикальном исцелении. Знания медицины мало для того, чтобы прописать такому пациенту верное и быстродействующее лекарство.

А своему переходу на юридический факультет дал такое объяснение:

— Кому больше всего необходимо разбираться в законах Российской империи? А? Поразмысли-ка, дружок! Всяким законникам — судьям, прокурорам? Черта с два!

Для них законы не писаны. Они все равно норовят любой закон обойти и нарушить. Куда важнее уметь толковать законы тому, кто в любую минуту может оказаться вне закона…

…Возвращались в форштадт вчетвером. Впереди Алевтина, Костина сестренка, вела за руку Митю. Володя с Костей несколько поотстали, увлеченные беседой после долгой разлуки.

Праздничный обед удался на славу. Чуть раскрасневшийся от радости, Михаил Ильич поднялся и зачитал гостям весьма лестную характеристику из сыновнего аттестата зрелости: «…поведение его было отличное. Исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ выше всякой похвалы. Прилежание отличное и любознательность образцовая…»

Дочитал Михаил Ильич характеристику и от себя прибавил:

— Скреплено гербовой печатью и собственноручно подписано директором гимназии!

После праздника наступили будни. Михаил Ильич заметался. Ему очень хотелось устроить судьбу сына лучше своей. Только теперь он ощутил свою беспомощность, ничтожный результат усердной войсковой службы. Не принесли ему душевной радости и многолетние скитания в степи, вдали от дома.

Офицерский чин, звание дворянина, ордена… Все это приобретало особый смысл и силу, когда у их обладателя были достаток, сбережения, солидный доход.

А откуда взяться деньгам у заурядного чиновника, надворного советника, младшего смотрителя Карасукских соляных озер? Да еще обремененного большой семьей — шестеро детей, больная жена. Нет, его скромного жалованья, как ни хитри, как ни изворачивайся, а на три дома не хватит. А делить жалованье предстояло теперь именно на три дома — Михаил Ильич в степи, жена с детьми в Омске, а Володя будет в Казанском университете…

Прикидывал и так и эдак, размышлял, что бы такое продать или заложить… Видно, другого выхода не найти, как только бить челом войсковому атаману, просить, чтобы послали Володю в университет на казенный счет. Сын казачьего офицера, аттестат с отличием, поведение образцовое — неужели откажет начальство, радеющее о благе отечества?

Метался, тяжело и горько переживал неурядицы Михаил Ильич. Особенно оттого, что не с кем было поделиться и не у кого попросить совета. Жене сказать обо всем он не хотел — у нее и без того шалят нервы, расстроится, еще пуще захворает. Открыться приятелям — без толку. Одни посочувствуют, да ничем не помогут. Другие, быть может, даже позлорадствуют: «Простирай ножки по одежке, мы-то сами обходимся без университетов, обойдется и твой сынок. Казачий университет — саблю наголо, марш в атаку!»

Ночью, втайне от домашних, составил Михаил Ильич ходатайство, а наутро отнес в правление Сибирского казачьего войска без особой надежды на положительный ответ. Он не знал, что совсем недавно войсковому атаману в Петербурге министр просвещения Делянов выразил «неудовольствие самого государя-императора» почти полным отсутствием сословия казаков — оплота самодержавия — в университетах.